Букет для никого

Был там такой дед, Вороной звали. Там же .В Радофиниково.

– Сынок, реально знаю, – говорит он мне, – где обоз стоит. На заросшей лесной дороге. Колёса рядом валяются, конские скелеты. И в сгнивших ящиках латунная труха. Патроны. Бои-то лютые были там.

Мясной бор. Одно название передёргивает. Армия генерала Власова, прикиньте. Десять тысяч человек погибло. Шёл бы с Вороной и вот он, обоз! Офигеть событие. На всю жизнь. Не пошёл. Лес воровал. Торопился. Оттепель обещали. Деньги были нужны.Куроёбкикакие-то покупать. Очень они мне были нужны. Ну, необходимы просто, так, что до сих пор не могу вспомнить про них. А обоз стоит. Стоит до сих пор.

Только дед Ворона умер. А знал только он. Ну как знал – говорил, что знает.

Правда он меня ещё учил, как лося поймать:

– Покупаешь лосиные рога, приезжаешь в лес, прикрепляешь их к башке и делаешь томное лицо. Если что-то не так и у них сейчас гон, то тебя в лучшем случае трахнут. А в худшем – после этого ещё и харю твою зарёванную до неузнаваемости залижут. Если гона нет, то примут в стадо с испытательным сроком в сутки, за которые ты обязательно должен обглодать семь деревьев и перебежать дорогу машине. Теперь ты лось. Тебе верят, и ты можешь запросто впарить им идею сходить в деревню погрызть яблоньки. Умных лосей немного. Процентов пять-шесть. Грамотных – и того меньше. Поэтому надпись «Охотхозяйство» на доме их не спугнёт. Остается мелочь – сорвать рога, воткнуть их в землю и заорать:

– Ах вы, суки такие!!!

Те, кто ускакал, – свободны. Кто в заборе застрял – твой. Мсти теперь.

И тут реально прорубило меня.

Хватит!

Хватит мне этого бреда, что у всех тут жизнью зовётся.

Хочу лося.

То есть мотоцикл. Мне уже тридцать лет, а я ещё не прожил и дня! Только неизмеримое количество пустоты накопил в себе. Я точно знал, как надо жить, и видел это, но я так жить не хотел.

Всё.

Хорош.

Хватит. Менять надо что-то. И мы пошли в кабак. Ну а куда ещё?

Есть у каждого заветное местечко. У меня на Моховой. Это вообще самая питерская улица с питейными заведениями. Ну, есть ещё Рубинштейна, но мне физически ближе Моховая. Самого что ни на есть Питерского духа. Тут всё и вместе. Вот, пожалуйста, «Толстый Фраер» – заведение Розенбаума. Вот первая пивная, а вот и сам Ургант. Не Ваня-гламур, а папа его, дядя Андрей. Почти двухметровый детина. Кулаки у него с пивную кружку. Анвар Либабов, самый странный клоун на свете, может просто пройти мимо, поражая своей внешностью. Здесь можно и с Серёгой Шнуром поспорить и бздюлин от него огрести, ну или накидать ему в щи. Как получится. Здесь же и Юра Шевчук живёт, и ему тут раскидывает глупые стихи майский гром. Даже самый главный знаток джаза Колбасьев жил на этой улице. Помните «Мы из джаза»?

Недавно знакомые из «Камеди-клаба» рассказывали, что как-то они в Питер приехали в двенадцать лет и гуляли по проходным дворам. И идут так, а тут мужичок на ступеньках сидит. Они ему:

– Дядя, дай сигарет.

И дядя им дал. А потом говорит:

– Да возьмите несколько штук. Вижу же, что вы не из Питера.

Те взяли. Сейчас выступают в «Камеди-клабе», а мужик этот был Борис Гребенщиков. Так-то.

Во дворах этой улицы находился офис программы «Городок», и Стоянов с Олейниковым именно здесь сняли большинство своих теле анекдотов. Это настоящий Питер. Без пафоса и без затей. Правильный.

Сюда и иду, когда душа в смятении. Классная улица. Помните Даниила Хармса? Из дома вышел человек. Сто процентов сюда пошёл. Здесь рок. Здесь джаз. Здесь блюз. Здесь снимали «Собачье сердце».

Моховая начинается с дворце подобного зеленоватого дома и заканчивается почти на Фонтанке. Или наоборот, смотря, откуда начинать. Церковь на Белинского. Волшебный перекрёсток на Пестеля. Направо пойдёшь –Петровская церковь. Тут же рядом стела защитникам острова Ханко. Ну и участковый тут сидит. КВД Центрального района с моим первым триппером тоже неподалеку.

Заходим с Фонтанки и вливаемся в эту улицу, как в омут. Окнами омут весь искрился как планктон. Мир был какой-то хрустальный и чистый. Именно в такие апрельские синие сумерки ждёшь чего-то такого, что ещё не было. Дневные лужи ночным серебром похрустывают. Хоть собирай и в скупку неси.

Умиротворение в сердце. Ну и вот в этой романтике мы и шли.

От пинка распахнулась дверь кабака, и на площадь, по-детски заливаясь смехом, выскочил мой приятель Беримор. Его небритая красная мордаха светилась таким позитивом и детской радостью, что я заранее заулыбался.

– Тревога, тревога! Волк унёс зайчат! – орал Беримор.

– Привет, парни! – прокричал он на бегу и, смеясь, побежал по площади какими-то странными зигзагами.

– Не попадёшь! – кричал он, широко расставив руки, к небу запрокинув смеющееся лицо. Мне стало тепло и радостно на душе.

Ну а что, другу хорошо – и тебе становится хорошо. Тем более если друг уже два раза отсидел в тюрьме, а так же по-детски радуется этому миру.