Букет из мать-и-мачехи, или Сказка для взрослых

Впереди ревел зрительный зал; вокруг грохотала музыка; совсем рядом наяривали на гитарах и барабанах патлатые, затянутые в черную кожу музыканты, – потные и одуревшие; со звериным блеском в глазах, и фанатичными лицами… У него самого была черная гитара; на руках, – татуировки, на теле, – майка и кожаные штаны. И он… пел. Или орал. Что-то яростное про любовь и страсть; войну и социум. Орал, не думая о смысле; слова шли сами. Какое там… он еще "отдышаться" не успел. Таких песен он не помнил. Хотя помнил-ли он вообще какие-то песни? Быть может, если бы он пел что-то вроде "В траве сидел кузнечик", – ему и показалось бы это знакомым, но и то сомнительно… Да и бог с ним. Дело же не в песне. Хотя познавать нужно, разумеется всё; но важнее всего, – эмоции.

А они просто зашкаливали. С каждым аккордом, каждой выкрикнутой нотой, – он ощущал свое величие. Он управлял всеми этими… людишками по сравнению с ним. Перестань он играть, сбейся с ритма, – завопят, упадут; рассыплются, как сломанная вереница выстроенных в ряд доминошек. Заплачут, как ребенок без погремушки. Он должен, должен продолжать! Он устал и напряжен; пот градом течет по всему телу (как это приятно – иметь тело!) Но зал возвращает ему обратно эту выжатую энергию; она пульсирует от него – к залу, от зала – к нему; как заведенный механизм, как организм; и он в нем, – сердце. От одного главного, – ко многим малым, – толчок, – и от множества малых, – вновь к нему одному…

Нравится ли? Да нет, это больше, чем нравится. Он вспомнил слово "драйв"; что оно означало, – он еще не знал, но, кажется, оно подходило лучше всего.

Когда концерт закончился, он, нетвердо держась на (настоящих!) ногах, прошел за кулисы… Люди; знакомые, и нет… Бритоголовая охрана. Чьи-то поздравления, восторги, прыжки, хлопанье по плечу, визг: "Ты – супер!". Он принимал все это вяло-снисходительно (а разве могло быть иначе? Разве он не больше сейчас всех этих людей; и в конце концов, – разве он не смертельно устал? Никакой вины, он имеет право… Это так… мельком пронеслось в голове.

Дальше будет пара скучноватых дней восстановления… Массажи, бассейн, свежевыжатый сок на подносе, и что-то покрепче – вечером; девочки… тоже будут. Все это приятные мелочи его жизни. А главное, – почти приступ панического страха, – на секундную заминку в памяти (видимо, присутствие чужеродного духа слегка замедлило работу мозга): О! послезавтра снова концерт… Выдох… Скоро… скоро опять это безумие; это выворачивание себя наизнанку; эти волны чужой энергетики, которые больше чем вино, чем секс; чем что-либо вообще. Это управление толпой… Ничто не имело смысла без этого чувства; можно пожертвовать всем, лишь бы снова и снова испытывать его.

Глава 2

Арсен

Мальчик сидел, забравшись с ногами на кровать, держась за холодную железную изогнутую спинку, и смотрел на дождь за окном. Опять он здесь. Мама уехала; быстро и нервно прижав его к груди на прощание, криво улыбнувшись, – она, как всегда, опаздывала на автобус, который привезет ее к поезду; а оттуда домой. Очень неудобно добираться до интерната, и обратно, – слишком уж отдаленный этот поселок. Зато интернат хороший. Насколько вообще может быть хорошим интернат, конечно.

Он знал, что это пройдет. Надо перетерпеть, и он втянется в школьный распорядок; ему снова станут интересны и друзья, и новые ребята, и занятия, и игрушки… Это сейчас он смотрит на дождь, и помнит мамино виновато – торопливое, жалостливое выражение при прощании… Голоса детей и воспитательницы слышатся как сквозь туман.

Это пройдет само, надо просто переждать; так было всегда… Но это уже нельзя не замечать:

– Арсен! Арсен! Арсений!

– громкость голоса Елены Дмитриевны нарастала, как звук приближающегося полицейского автомобиля с сиреной и мигалкой… Да, кстати, – где-то там папа в красивой форме; сейчас вот так едет на такой машине… помнит ли он, что обещал зайти в гости на каникулах, а не только к новому году? и подарить настоящий мобильный телефон, если Арсен будет хорошо учиться…

– Да что же это такое?! Ты не слышишь? Все давно идут на ужин! Как в прострации, честное слово!

Мальчик встал с кровати, посмотрел на воспитательницу без всякого выражения, вздохнул, и присоединился к идущим ужинать детям…

Иван, Влад и Костя были его друзьями. Или ему хотелось так думать. Мальчики учились в соседнем классе, и на переменах он убегал к ним играть. Играли в машинки, роботов; в войну; возились и дрались; задирали привычно визжащих девчонок. Девчонки, – и эти, и постарше, – тоже считались друзьями, хотя бы уже потому, что вместе им было веселей. Ира, Даша, Катя, Лена… Худенькие, стриженые, некрасивые, не слишком опрятные (а с чего бы им быть другими, в интернате?) Арсен не замечал их внешности, – важно ли ему это?