Букет из мать-и-мачехи, или Сказка для взрослых

– Но вы же смотрите прямо на меня. Значит, меня видно?

– Мне, – видно. Не задавай глупых вопросов, – нахмурился старик.

– Но как вам видно? У меня есть руки, глаза? – не унимался Он.

– У тебя есть язык без костей… ничего нет, ты – дух.

– А… когда-нибудь… я смогу иметь настоящее тело? Свое?

– То еще не истлело… Тьфу на тебя… Может быть, когда-нибудь… Ты не устал, гляжу? Может, еще куда отправить, прыткого такого?

– Сначала расскажите мне обо мне… Хоть что-нибудь, – взмолился Он.

– Эх, настырный молодой человек… Рассказывать не буду. Права не имею. Идем. Тут, недалеко… Покажу кое-что.

Они вышли (дух вылетел? выплыл?) на свежий воздух. Бревенчатая дверь задорно взвизгнула, захлопнувшись; брусчатые ступени (кажется, собранные без единого гвоздя) заскрипели под ногами Астария. Пекло солнце, был день. Перед глазами расстилался какой-то не слишком веселый луг с пожухлой травой и бодро торчащими головами тянущегося к небу борщевика, тоже, казалось, высохшего уже… Видимо, ранняя осень… Зато лес вокруг был вполне обыкновенным: сосны, елки да березы; разве что малость запыленным вследствие близко расположенной трассы. Туда они и направились.

На автобусной остановке было безлюдно. Астарий, сокрушенно вздыхая, безуспешно пытался отряхнуть пыль с великоватой ему, и трепещущей на ветру, как флаг, рясы… Внезапно он поднял слегка порозовевшее на солнце лицо, и посмотрел на Него как-то жалостливо. (Или ему так показалось, а старик просто морщился от ветра? До сих пор тот не проявлял подобных эмоций.)

– Вот, иду я на поводу у тебя… Может – ну его, к лешему, – прошлое это? Все равно ведь без нужды оно тебе; и рассказывать я ничего не буду. Разве что сам узнаешь, а я… не могу. Я ведь тоже субъективен; могу быть пристрастен; каким бы я ни казался тебе. Свою жизнь надо проживать и познавать самому…

– Идем уже. Нечего теперь отступать, раз повел. Кстати, а куда мы идем?

– Не догадываешься? Недалече тут… На автобусе доедем быстро. Вот и он, кстати…

Действительно, из-за поворота показалась запыленная бело-синяя маршрутка.

– А деньги на билет есть?

– Ты же дух, – ухмыльнулся Астарий. – А для меня хватит.

Он думал, что Астарий будет довольно странно смотреться среди пассажиров, но никто не поглядел на вошедших с удивлением. Значит, дух и впрямь был невидим; а старый священник никого не удивлял.

Проехав пару остановок по сильно петляющей дороге, спутники вышли около лесного кладбища. Туда же направлялась печальная троица молодых людей, но, к счастью, на перекрестке тропинок, удалилась в другую сторону. Астарий шел к могилам, явно не заброшенным; довольно новым. Он шел все медленней, все сильнее вздыхал, и больше не произносил не слова. Наконец он остановился, не доходя до могилы без оградки, с небольшим белым надгробием, утопленным в пожухлые, но все-таки цветы.

Дух, с чувством внезапно нахлынувшего панического ужаса приблизился (подлетел?) ближе. Вчитался в темные строки…

– Что? что это значит?! – прорезался вдруг у него истеричный мальчишеский дискант.

– Ну вот, так я и знал, – с досадой махнул рукой Астарий, – пошли отсюда.

– Нет уж, – проговорил Он, взяв себя в руки. – Я все выясню сам.

Взгляд его (или взор? – у духа не может быть взгляда), неотрывно фиксировал цифры 200… – 20… Они резкой болью отдавались, пульсировали во всем… теле? Но тела не было. Тем не менее, ощущал он их просто физически.

Глава 4

Арсен

В середине сентября произошло яркое событие: в класс поступила новая девочка. Пришла она вместе со своей мамой, которая заменила ушедшую дневную воспитательницу. Уходили, – вернее уезжали, – они тоже вместе каждый день после обеда. Девочка была другая, непохожая на остальных. Разумеется, избалованная и домашняя. Говорила она хуже Арсена, соображала тоже (но лучше Олега с Пашей). Симпатичная, пухленькая и веселая; с пушистыми косичками; она радовалась другим детям, если они играли с ней.

Все внимание Арсена (кроме, конечно, его обязанностей) переключилось на нее и ее маму, которую, тоже, как ни странно, звали Викторией Юрьевной. Они сразу подружились с учительницей, начали смеяться из-за совпадения имен. Но внешне вторая Виктория была совершенно другая: бледная, хрупкая, с длинными темными волосами и серыми глазами; с такими длинными ресницами, каких Арсен раньше не видел ни у кого. Она куталась в толстые свитера и шарфы; ей было холодно в помещении интерната.

Арсен пытался разговаривать с ней; часто подходил, улыбался; но в результате всегда повторял лишь то, что мог:

– Где ваш дом? Как вы живете? Кто Асин папа? Мой папа полицейский. У нас есть кот…

Эти фразы были выучены, произносились нормально и понятно, а все остальное шло мучительной тарабарщиной…