Букет из мать-и-мачехи, или Сказка для взрослых

"Уйду, когда ветер переменится; когда порвется цепочка", – говорила Мэри в фильме. Арсен помнил это фильм, он смотрел его дома. Он не знал, что, попав волею судьбы в Лисовск, Виктория кормила и выхаживала старую дворовую собаку, и порой думала о том, кто же будет кормить Дружка, когда она уедет. А она непременно уедет, – не может же она всю жизнь провести в этом маленьком чужом городке. "Уеду, когда Дружок умрет", – как-то сказала она себе мысленно (Дружок был очень старым, но, на удивление, еще бодро пережил две очень холодные зимы). А этой осенью он исчез, чтобы больше не появиться… Виктория тоже еще не знала, что он уже не появится.

…На физкультуре Виктория играла с ребятами в волейбол, прыгала и азартно вскрикивала, как девчонка-старшеклассница. А после, упав на сложенные маты, – отдышаться, – она разговаривала с Арсеном, и в такой обстановке говорить оказывалось почему-то легче. Наконец он смог более-менее связно высказать свою печаль по маме и дому; рассказал про старшего брата Мишку, которому и не думал завидовать, несмотря на его успешность, – а, напротив, гордился братом. Про свой город и дом; про кота Ваську. Про то, что в спальнях интерната холодно, а книжек мало. Все равно она не все понимала, но слушала серьезно, задавала вопросы…

Однажды Виктория заметила какое-то пятнышко грязи на его щеке, – на физкультуре немудрено испачкаться. Она извлекла из сумочки свой платок, подошла близко-близко, так, что сердце замерло, и вытерла платком его щеку… Ничего такого, и другая воспитательница могла бы так сделать. Но ее личный платок, а не бумажная салфетка; и то, что она сделала это сама… Другие просто послали бы умыться, вот что. Да ну, глупости он выдумывает, здесь же просто не было умывальника рядом…

В какой-то момент Арсен понял, что ему не очень приятно знать, что у нее есть муж. Хотя это, разумеется, ужасно глупо. К тому же она вообще тут временно, скоро уедет. Грустные разговоры об этом велись все чаще.

Оставался один день до каникул, когда все должны были разъехаться. Виктория собиралась домой, ребята тоже столпились у шкафа с одеждой: переодеваться и идти в столовую. Она уже накинула шубку и шарф, собиралась идти… и вдруг легко, почти невесомо дотронулась до его плеча. Арсен обернулся, – каким-то природным чутьем сразу догадавшись, – мгновенно приблизился, – и она поцеловала его в краешек губ… Скорее всего, это вышло случайно, он просто повернулся слишком резко… Его словно обожгло.

– Пока, – прошептала она беззвучно.

– Пока, – хрипло и тихо отозвался он… Да полно, было ли? Ведь в следующее мгновенье она была уже далеко, до него донеслось бодрое и громкое:

– До свидания всем!

А он стоял у шкафа, застывший и потрясенный, хотелось смеяться и плакать одновременно…

После того наконец-то приехала мама, и начались каникулы. Целая блаженная неделя дома… Она перечеркнула все остальное; жаль, что пролетела так быстро.

Когда он вновь вернулся в интернат, его не радовало ничего. Он снова смотрел в пустоту, и чувствовал себя в полусне. Виктория была лишь тенью, а он погружен в свою печаль. Виктория – первая кричала и возмущалась… А вторая смотрела всепонимающим взглядом.

В конце недели весь класс, кроме него и Олега, которому было все равно, – или же его эмоции были слишком глубоко запрятаны под толстой броней, защищающей слишком ранимую душу, кто знает? – разъезжался по домам. За Пашей приехал толстый громкоголосый папа, в точно таком же полосатом свитере, как у сына. Это было бы забавно, если б Арсена вообще могло что-то развеселить сейчас. Не могло.

Он сидел на корточках возле выхода, и, вытянув длинную ногу, вяло зашнуровывал ботинок. Виктория подошла все-таки, взглядом и губами обозначила:

– Плохо тебе?

И он вышел из своего тумана, впервые за неделю поглядел осмысленным взглядом, произнес:

– А моя мама не приехала…

– А должна была? – тихо спросила она.

– Нет, – покачал он головой, стыдясь собственной глупости. Ее рука легонько коснулась плеча, и стало можно дышать… Или ему только показалось это, потому что очень хотелось?

– Пока, – скорее почувствовал, чем услышал он.

Зашнуровал, наконец, ботинки; встал и пошел в столовую, а затем в свою (не свою!) комнату, где он будет целых три вечера вдвоем с молчаливым Олегом. Ну и ладно. Можно жить, можно дышать. Ничего не случилось, все нормально. И комната вовсе не уродливая, хоть и прохладная, и учиться надо, все учатся. У кого-то вообще нет семьи. У него есть. А еще… есть Виктория. Она еще здесь. Еще неделю так точно. Может, больше. Можно жить, – сейчас. А что потом… об этом он пока не думал.

Глава 5

Он

…Собрав эмоции в кулак, он вглядывался в цифры и буквы на памятнике. Но, кроме зашкаливающих чувств, – ничего другого они не вызывали, не наводили на какие-либо разумные мысли. Кроме одной. Здесь могила, – где-то рядом и разгадка, – должна быть. Если он походит по ближайшему городу или селу; пообщается с кем-то, – может быть… Но для этого нужно тело.

– Астарий!

Старик приоткрыл глаза:

– Вижу, – пришел в себя? Как ощущения?