Букет прекрасных дам

– Такое забудешь, – крякнул Веня, – рад бы, да не получится.

– Можете рассказать подробности? Или трудно будет, все-таки восемнадцать лет прошло…

– У меня тот день перед глазами, как кино, частенько прокручивается, – грустно сказал Веня, – в деталях помню, очень ясно. Все ругаю себя иногда. Не надо было мне ее слушать, следовало отказать. Дорога как стекло выглядела. Все ругаю себя, ругаю, а потом вдруг успокаиваюсь. Судьба, значит, она бы и без меня отправилась. Вот слушай, как дело обстояло.

Венечка Глаголев безответно любил Олю с младших классов. Но девочка считала соседа хорошим другом и не обращала ровным счетом никакого внимания на его ухаживания. Носит портфель за ней, и хорошо. Решает контрольные, домашние по математике, еще лучше.

Потом Веня понял, что рассчитывать ему не на что, и завел себе другую девочку, затем третью. Но Олечка все равно осталась лучшим другом. Кстати, и она считала парня близким человеком, поэтому и обратилась к нему с просьбой. Рано утром Оленька пришла к Вене и сказала:

– Будь другом, помоги.

– Чего надо? – спросил он.

– Свози меня в дачный поселок Воропаево.

– Далеко мотать?

– Примерно шестьдесят километров.

– Ну не фига себе, – присвистнул Веня. – За каким чертом тебе в такую даль переть?

– Там гадалка живет, беременным судьбу предсказывает.

– Во, придумала глупость, – заржал парень, – совсем с ума сошла! Ты глянь, какая дорога! Нет, не поеду.

– Пожалуйста, Венечка, мне очень надо.

– И не проси. Ладно бы дело какое, а то глупость одна.

– Хорошо, – тихо сказала Оля, – извини за беспокойство.

В ее голосе прозвучала такая тоска, такая безысходность, что парень испугался и окликнул Олю:

– Эй, погоди, делать-то что станешь?

– На электричку сяду, – спокойно пояснила она, – полтора часа всего, потом минут двадцать на автобусе, пешком совсем чуть, километра два, не больше.

– С ума сошла! – обозлился Веня. – Мозги потеряла!

– Мне очень надо, – тихо пробормотала Оля.

Веня окинул бывшую любимую взглядом. Из-под старенького платья выпирал огромный тугой живот, волосы, свисавшие вдоль щек, подчеркивали нездоровую, желтоватую бледность лица. Женщина, стоявшая в квартире Вени, мало походила на обожаемую им хохотушку Олечку, первую заводилу всех школьных проказ, но это была она.

– Погоди, – буркнул Веня, – оденусь только.

– Спасибо, – повеселела Оля, – ой, какое спасибо.

До Воропаева доехали без особых проблем. Правда, Веня весь взмок. Права он получил совсем недавно, с машиной управлялся кое-как, а дорога напоминала каток.

Возле указателя «Воропаево» Оля попросила:

– Видишь сельпо? Встань там, на площади, одной велено приходить.

Глаголев запарковался возле приземистого облупленного здания. Ольга ушла. Ее шофер сначала заглянул в сельпо и обнаружил там на полках рыбные консервы «Частик в томате», болгарские сигареты «Опал» и куски вонючего черного хозяйственного мыла. Шел 1982 год, о продуктах и товарном изобилии население СССР даже и не мечтало. Веня хотел было купить пачку сигарет, но продавщица воспротивилась:

– Много вас тут мимо ездит! Это только для членов сельской промкооперации, бери «Дымок».

Но Веня не захотел покупать табачное крошево, засунутое в газетную бумагу, поэтому несолоно хлебавши вернулся в машину, включил радио и мирно заснул под бодрое пение хора имени Пятницкого.

Разбудил его холод. Веня открыл глаза и увидел, что дверь в машину открыта, а в салон садится серая, словно неживая Ольга.

– Что случилось? – испугался парень.

– Потом, – напряженно сказала девушка, – давай, гони отсюда, только умоляю, скорей.

Глаголев послушно понесся вперед, но километров через пять притормозил и спросил:

– Чего такая перевернутая? Нагадали тебе глупостей? Говорил же, не надо ездить, а ты…

Но тут Ольга разрыдалась и выложила все про любовника и уколы. Ну а потом она попыталась покончить с собой, выпрыгнув на дорогу. Веня ухватил ее за пальто…

Авария произошла на въезде в Красномосковск. Обезумевший Глаголев с ужасом увидел, что залитая кровью Оля потеряла сознание. Выскочив из машины, он бросился к первому дому, стоящему метрах в ста от места трагедии. К его огромной радости, это оказалась сельская больница. Веня отдал Ольгу в руки врача, а сам рухнул в коридоре на стул. Он просидел там почти шесть часов, пока не узнал страшную новость: Оля умерла.

– Она не назвала имя любовника? – спросил я.

– Нет, – ответил Веня, – наоборот, повторила, что никому не скажет, в особенности матери.

– Может, адрес упомянула?

Веня вновь покачал головой:

– Нет, велела у магазина ждать, я и не лез. Думал, и впрямь к какой-то бабке подалась.

Я приуныл.

– Совсем ничего? Может, хоть словечко обронила? Ну, к примеру, дом с зелеными ставнями, во дворе колодец, – цеплялся я за последнюю надежду.

– Нет, – протянул Веня, – хотя, погодите, петух!

– Какой петух? – изумился я.

– Ольга, когда все рассказала и перестала плакать, – пояснил Веня, – вдруг сказала: – «Петух там такой страшный, прямо жуть берет. Я калиткой хлопнула, а он завертелся со скрипом».

– Птица? – удивился Веня. – Вертелась со скрипом?