Букет роз

Эльдар приблизился к «хану» и, не глядя на него, сказал одно слово: «Послезавтра». Усатый ага в недоумении вытаращил на него глаза, а потом, сообразив, в чем дело, молча кивнул Эльдару — дескать, понял — и заговорил, обращаясь к толпе как хан-повелитель:

— А ну, кто еще спляшет?

Мустафа наклонился с козел к Эльдару и сказал ему шепотом:

— О послезавтрашней забастовке пока помалкивай. Тут есть и ненадежные люди. Вон, смотри. — И он глазами показал на сновавшего в толпе Касу́ма. — Видишь, навострил уши! Так и рыщет, так и вынюхивает!

— Да, это не к добру, — согласился Эльдар. — Надо придумать, как избавиться от этого подлеца.

Это был высокий, полный, бритоголовый мужчина, с виду напоминавший борца. Про него говорили: «Грозен, пока молчит». Дело в том, что у него был писклявый голос. Заговорит — и все над ним смеются. Это злило Касума. Самолюбивый и мстительный, он против многих носил камень за пазухой. А со времени последней забастовки рабочие подозревали его как провокатора-доносчика. Как он ни старался быть осторожным, никто уже не сомневался, что Касум служит в полицейском управлении и является лакеем хозяина Шапоринского.

Вот и сейчас — как только появился в толпе Касум, все деловые разговоры смолкли. Только и были слышны музыка да задорные выкрики молодежи:

— Асса!

— Асса!

И топот танцующих.

Потом подошли группы новых рабочих. О Касуме забыли, и разговор возобновился. Слышались голоса:

— Надо требовать!

— Бастовать!

— В тюрьму закатают!

— Пусть другие бастуют, а я погожу…

— К хозяину решил подладиться, шкура?!

— Да нет, он просто трус!

— Хватит терпеть!

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать!

— Тише! Хозяин едет!

Под гору, по извилистой дороге, со стороны замка катился фаэтон хозяина нефтепромысла Шапоринского. Игравший роль хана-повелителя Усатый ага со свирепым лицом обернулся к зурначам.

— Что приумолкли? Видите, хозяин едет! Играйте! — И с веселой улыбкой к зрителям: — А вы не жалейте денег! Деньги пойдут на великую пользу! И ног не жалейте, пляшите!

Снова грянула музыка, снова защелкали в хлопках ладони, снова понеслись по кругу танцоры. Эльдар, накинув на голову черное покрывало, извиваясь, стал танцевать «хала-баджи». Кружась, он то расширял круг, то сужал его, то, опускаясь на колени, плавно водил руками по воздуху и, трясясь, поднимался. Это было смешно, и все дружно хохотали. А танцор снова шел по кругу и «мимоходом» принимал от зрителей деньги. «Мимоходом» же бросал их в фарфоровую чашу, стоявшую в фаэтоне перед зурначами, и снова, пританцовывая, шел по кругу с вытянутыми руками. Все знали, что деньги пойдут в общую рабочую кассу на случай новой забастовки.

Фаэтон Шапоринского, несшийся под гору как на крыльях, круто остановился рядом с фаэтоном «хана». Шапоринский, пожилой, низкорослый, толстопузый, скуластый и курносый мужчина, тотчас понял, что попал на праздник, приветливо заулыбался и особо поклонился «хану».

Капиталист хорошо знал местные обычаи и нравы и потакал им. Праздник весны Новруз-байрам он считал только религиозным. Пусть празднуют! Образованный человек, Шапоринский считал любую религию своим союзником. Мусульманство, как и православие, воспитывает у верующих уважение к частной собственности и послушание власти. Ему и в голову не приходило, что подпольная рабочая организация использует Новруз-байрам для сбора средств на забастовку, которая начнется послезавтра… Он с интересом глядел на закутанного в чадру человека, исполнявшего танец «хала-баджи». Это был чудаковатый рабочий, кривоплечий Эльдар. Движения танцующего заинтересовали Шапоринского. «Тоже культура! — с усмешкой подумал он. — Пусть развлекаются как хотят, лишь бы работали хорошо».

Его мысли прервал «хан-повелитель»:

— Хозяин, мы просим вас сплясать.

Шапоринский благодушно рассмеялся:

— Тут и без меня плясунов много.

«Хан» Усатый ага сделал свирепое лицо и сказал голосом судьи:

— За непослушание хану-повелителю штрафую вас… — Усатый ага сделал многозначительную паузу, и все замерли, — на двадцать рублей!

— Здорово! — воскликнул кто-то с восторгом.

— Вот это штраф так штраф!

— Двадцать рублей? — переспросил Шапоринский.

— Да, хозяин, — уверенно подтвердил «хан».

Шапоринский не стал возражать, хвастливо достал из кармана изящное портмоне с серебряной монограммой и, передавая «хану» деньги, шутливо сказал:

— Берите, только, ради бога, не бейте меня этой дрянной плетью!

Шутка понравилась, и все засмеялись.

Усатый ага, поблагодарив щедрого хозяина, принял деньги, бросил их в фарфоровую чашу и сделал комический поклон в сторону Шапоринского. Тот многозначительным взглядом окинул Усатого агу и сказал:

— Видите, я уважаю ваши национальные обычаи, так уважайте же и вы меня!

Артист от природы, Усатый ага разыграл искреннее недоумение:

— А что случилось?

Шапоринский сморщился, как от зубной боли.

— Ничего пока не случилось, а чувствую — может случиться. Ведете вы себя на промысле неспокойно.

— Я? — Усатый ага старался выгадать время. — Что вы, хозяин! Я самый смирный из рабочих!