Если сталинская «революция сверху» явилась возрождением одной из традиций российского управления, то умеренное крыло Политбюро возродило другую — традицию реформы сверху. Растущее влияние этого крыла проявилось в последовавших переменах. В середине 1933 г. прекратилась «вакханалия арестов» и высылок из деревень и начались уступки колхозному крестьянству, в том числе разрешили иметь небольшие приусадебные участки и облегчили эксплуататорскую систему заготовительных цен и плановых поставок. В 1934 г. в связи с пересмотром второго пятилетнего плана большее внимание было уделено повышению жизненного уровня и производству потребительских товаров; была отменена карточная система. Уменьшились преследования беспартийной интеллигенции и бывших оппозиционеров, и многие из числа последних получили назначения на видные, хотя и второстепенные посты (в этом смысле более всего символичен пример Бухарина). Тон и содержание официальных заявлений сделались менее воинственными, более примирительными. Были даны обещания обуздать произвол и провести конституционные реформы. К 1934 г. атмосфера изменилась настолько, что можно было думать о наступлении «советской весны» {1377}
.Политические успехи и популярность умеренного крыла со всей очевидностью проявились на XVII съезде партии, проходившем в январе-феврале 1934 г. Хотя на заседаниях формально превозносились сталинская политика и его мудрое руководство (в таком духе высказывались все выступавшие, в том числе и его критики), съезд отразил новое соотношение сил и новые настроения в партии. В отличие от Сталина представители умеренной группы, безусловно, высказывались в примирительном духе, а главный их трибун Киров удостоился чрезвычайно теплого приема, уступая в этом лишь Сталину (некоторые утверждали, что он оставил Сталина позади) {1378}
. Потерпевшие поражение оппоненты, среди которых следует особо отметить Бухарина, выступили перед собравшимися, и их выслушали вежливо, даже с одобрением {1379}. Более того, на традиционном послесъездовском заседании ЦК Киров, в дополнение к своему ленинградскому посту и членству в Политбюро и Оргбюро, был избран в былую сталинскую вотчину — Секретариат. Его возвышение было явно рассчитано на то, чтобы помешать Сталину единолично использовать этот влиятельный орган и имевшуюся в его распоряжении агентурную сеть {1380}.Реакция Сталина на появление фракции реформаторов в его собственном руководстве впоследствии дала Бухарину повод назвать его «гениальным [политическим] дозировщиком» {1381}
. Хотя Сталин не оставлял больших сомнений насчет своих собственных идей, выражавшихся в его часто повторяемом утверждении, что классовая борьба (то есть война с противниками внутри страны и теперь даже в самой партии) продолжает обостряться, он «прямо не возражал» против умеренной политической линии, а «только ослаблял практические выводы» из нее {1382}. В то же самое время он создавал при помощи своего личного кабинета или Секретариата, разных отделов кадров и органов госбезопасности настоящую деспотическую машину, независимую от официальных политических органов. Для управления ею и пополнения рядов своих старых приверженцев он продвигал новое поколение своих личных сторонников, таких, как Н. Ежов, А. Поскребышев, А. Вышинский, А. Жданов, М. Шкирятов, Л. Берия, Г. Маленков, Н. Булганин и Н. Хрущев {1383}. Некоторые из них остались серыми функционерами, другие же сделались впоследствии его политическими наследниками.Таким образом, пока умеренное крыло Политбюро пыталось поставить партию на путь реформы и вело «