Бухенвальдский набат

Как поле перед боем —
и молчалив, и чист —
лежит передо мною
бумаги белый лист.

Пока еще неведом
сражения исход:
провалом иль победой
окончится поход?

Нет ни одной отлучки,
развернуты войска.
Ракету-авторучку
нацелила рука.

Еще одно мгновенье —
расколот небосвод,
и строки в наступленье
пошли за взводом взвод.

Приказано сражаться:
ни полшага назад!
Слова-бойцы ложатся
цепями к ряду ряд.

Но вот сквозь полог мглистый
пробился солнца свет.
Аиста бумаги чистой
как не бывало, нет!

Он строфами заполнен,
он мною побежден.
Уже сияет полдень
на золоте знамен.

Но рано и нелепо
трубить войскам отбой:
за полем боя — крепость,
там будет главный бой.

Та крепость — мой читатель,
судья трудов моих...
Ему придется ль кстати
рожденный мною стих?

Пока еще неведом
сражения исход:
провалом иль победой
закончится поход?

1968

РОЗЫ НА МОРЕ

Порывистый ветер немного утих,
гремят в отдалении грозы.
А в море, как чайки, на волнах тугих
качаются белые розы.

Быть может, цветы кто-то кинул сюда,
а может, упали случайно?
Загадочно плещет морская вода,
не выдаст, не выплеснет тайны.

Но памятно людям, как памятно мне,
и это пучина не скроет:
под синею толщей, на каменном дне,
покоятся наши герои.

Им нет обелисков, им нету могил,
венков нет от Родины милой.
Их в грозные дни ураган хоронил,
и море им стало могилой.

Порывистый ветер немного утих,
гремят в отдалении грозы.
На море широком, как память живых,
качаются белые розы.

1968

* * *

Набухает сирень,
расцветает сирень —
как красиво!
Майский солнечный день,
свежий праздничный день
в переливах.

Этот буйный расцвет
тыщи, тысячи лет,
в ту же пору
вспыхнет будто бы вдруг...
Тонкий запах вокруг
по простору.

Космонавтики век,
кибернетики век
горделивый.
Ты открыл, человек,
создал ты, человек,
это диво.

Ты, конечно, гордись,
что идешь вдаль и ввысь
в наступленье.
Но получше вглядись,
но позорче вглядись
в цвет сирени,
в цвет весенних садов,
в созреванье плодов,
в тучность нивы...

И воскликнешь тотчас,
может, тысячу раз:
— Это — диво!

1968

* * *

Привет, родимая стихия,
мой сад, мой самодельный стол.
Вот снова здесь пишу стихи я —
знать, снова сам себя обрел.
Мой слух, как лучшее лекарство
, как радость, ловит посвист птиц.
Оно мое — все это царство
без потолка и без границ.
Здесь вновь дано мне причаститься
своей святая из святых...
И снова небо заискрится
в лучах слепящих, золотых.
И то, что сумеречно снилось,
смогу увидеть наяву.
Наверно, в этом — Божья милость,
затем я, может быть, живу.

1968

* * *