Бухенвальдский набат

По давней и неизменной нашей с ним традиции — праздновать дни рождения Александра Владимировича в лесу или за Окой, мы отправлялись на многочасовую прогулку.

Под августовским небом светло-синим,
с единственною — другом и женой,
в красе волшебной, тишине лесной,
я праздновал сегодня день рожденья.
Попробуйте, какое наслажденье!

Мы оставались в лесу долго, пока лучи уже склонявшегося к закату солнца не проникали далеко вглубь леса, окрашивая стволы деревьев в золотистый цвет. Постепенно лес затихал, словно погружался в дремоту...

Утро очередного дня напоминало утро позавчерашнее. «Окошко» солнца и света, праздничной радости как будто закрывалось, и циклон продолжал после однодневного перерыва свой далекий путь.

Подобные чудеса, ну как их назвать иначе, повторялись много раз и побудили поэта рассказать в конце концов о такой трогательной милости природы.

Читатель без труда заметит, что через все творчество поэта проходит мысль о свободе, жажде свободы, о главном праве человека — быть свободным.

Отвергнутое и невостребованное на поле лирики и публицистики, разностороннее дарование Александра Соболева с успехом проявило себя в области сатиры. Его фельетоны, басни, сатирические миниатюры составили три небольшие книжки в серии «Библиотека «Крокодила».

Не противоречу ли я себе? Значит, все же что-то было «положено» гонимому поэту? И потом, как и почему допустили издание его книжек бдительные «друзья», которые обещали ему не дать поднять голову? Надо отдать им должное: они старались. Однако их усердие разбилось в прах о главного редактора журнала «Крокодил» М.Г.Семенова. «Ну и друзья у вас!» — не раз говорил он Соболеву. К чести Семенова, он был одним из немногих номенклатурных (работников, которые разрешали себе «сметь свое (суждение иметь». Правда, это обошлось ему дорого. Известно, номенклатурный пост покидали разве что с перемещением на кладбище. С Семеновым поступили «не по правилам»: он покинул редакторский пост сразу по достижении пенсионного возраста. Во время беседы [в ЦК КПСС Суслов упрекнул его в том числе и за фельетоны Соболева. Действительно, бывали случаи, когда пущенный «по кругу» членами редколлегии фельетон Соболева прибывал к Семенову с двумя-тремя резолюциями «отклонить». Он перечеркивал их и писал: «В набор!» А набирали фельетоны смелые, острые, разоблачительные, нередко на грани возможного для публикации. Не случайно один сатирик признался Соболеву: «Я не то что нести в редакцию, я и писать так боюсь».

Пастернак говорил как-то о смелости писателя. Но не о смелости в кабинете редактора, а перед чистым листом бумаги. Такой смелости Александру Соболеву занимать нужды не было.

Знали ли люди о том, что сатирик Соболев и автор «Бухенвальдского набата» — одно и то же лицо? Нет. Ведь о нем молчали и пресса, и радио.

Только за год до смерти вышла у 70-летнего Александра Соболева книжка-«малышка» лирических, публицистических, философских стихов. Но в каком виде?! «Ты захотел книжку? Получи!» После двух онкологических операций уже приговоренному поэту был нанесен беспримерный по подлости удар. Не имея сил работать над рукописью в период ее выхода в свет, он дал издателям из «Современника» (по их предложению и, приходится думать, не бескорыстному) письменную доверенность. Ну а что произошло дальше — и в кошмарном сне не приснится! Две трети стихов, помещенных в сборнике, по заключению литературоведов В.Огнева и А.Туркова, нуждаются в возврате к авторской редакции. Из них выброшены слова, строки, целые строфы, до утраты смысла стихов, сбит ритм, нелепое редактирование... Писатели-редакторы потрудились по-коммунистически, на славу! Скомпрометирован Александр Соболев перед читателями отменно!

Реабилитировать себя он не успел... Хотя пытался. Обратился к тогдашнему председателю Комитета по печати СССР Б.Пастухову. Храню «за семью замками» письменное заверение Пастухова, что как только рукопись будет представлена в Комитет, тут же будет названо издательство, которое займется исправлением брака «Современника». Соболев поверил Пастухову, отдал ему рукопись. А потом... Незадолго до смерти он написал (не помню, послал ли) такие строки, адресованные государственному деятелю Пастухову:

Я вам благодарен бесконечно, благодетель и радетель мой.
Вот на самом деле вы какой!
Что ж, ведь у меня, как и у вас,
в запасе вечность.
Что мне потерять годок-другой?