Бухта половины Луны

Повисла напряжённая пауза. Я огляделся – чёрных в кафе не было.

– Я слышал, на той неделе на окраине двое грабили ювелирный магазин, – прервал паузу молодой. – Ювелир стал открывать под дулом пистолета сейф. А в сейфе лежал автоматический кольт. Одного он пристрелил, второго ранил. Отважно, да?

– Старый добрый Юг! – удовлетворённо кивнул дед. – И эти голодранцы всё ещё хотят отменить Вторую поправку!

– Вторая поправка дала право на оружие ополченцам для защиты страны в борьбе за независимость, – парировал белорубашечник. – Теперь она, конечно же, должна быть отменена. Хватит с нас убийств в этой стране.

Дед отмахнулся и стал лить в кофе молоко из кувшинчика.

Клерк достал из кармана брюк портмоне, вытащил двадцатку, и, расправив её на столе, ткнул пальцем в мёртвого президента на бумажке:

– Эндрю Джексон, основатель демократической партии, думаю, со мной бы согласился! – он встал и направился к выходу.

С купюры на нас укоризненно смотрел худолицый седой джентльмен с широкими волнистыми вихрами.

Разгорячённый дед достал пятёрку и хлопнул её на стол:

– Спросите лучше мистера Линкольна! – заорал он вслед. – Я посмотрю на всех вас, когда сюда заявятся чёртовы инопланетяне с пулемётами!

Они с молодым поднялись и отправились в другие двери. С купюры, хитро прищурившись, глядел им вослед первый президент-республиканец с окладистой бородкой.

Я прикончил сэндвич, запил «Колой» и, порывшись по карманам, выудил доллар. На меня взирал сам отец-основатель североамериканского государства. Его голову обрамляло седое курчавое каре. О чём можно было спросить Джорджа Вашингтона? Это был первый президент, который отказался баллотироваться на пост в третий раз. Удалившись на покой, он тихо выращивал в своем садике марихуану, из-за пристрастия к которой потерял все зубы. Все важнейшие решения он принимал, как следует упоровшись для верности. В годы президентства у него оставался один единственный зуб. Тогдашние доктора-умельцы сделали ему зубные протезы из костей слона и бегемота.

Допив «Колу», я оставил доллар на столе и вернулся к машине.

Покружив по кампусу местного университета, я выехал из города сквозь зажиточные пригороды на южных окраинах и отправился в сторону побережья.

Берег Бэй-Каунти на западе Флориды славится своими пляжами – белоснежными, словно засыпанными сахарным песком.

Вдоль берегов тянутся труднопроходимые кустарники кладиума. У этой осоки, прозванной «травой-пилой», невероятно острый край листа. Он запросто ранит мягкие ткани животных и режет в кровь кожу человека.

На берегу одного из притоков болотистой Апалачиколы, впадающей в залив недалеко от Панама-Сити, я чуть не наступил на жуткой формы мёртвое существо. Под тёмно-зелёным панцирем скукожилось десять мохнатых клешней. Всё венчал острый меч-хвост. Существо оказалось хелицеровым мечехвостом. Его жрали черви. Чужой! Они уже прилетели? Что-то навроде подобного существа прилепилось на лицо бедняги астронавта в известном фильме.

Я промыл его тушку и положил чудовище на торпеду под лобовое стекло. Оно долго воняло, просыхая под тропическим солнцем. Я готов был терпеть ради науки. Мною двигал биологический интерес. Засушить и изучить тварь! Я надеялся, эта штука не оживёт ночью и не вцепится мне в физиономию.

Ах, Панама-городок! Добравшись до берега, я нырнул в тёплые воды. Запрокинув голову, я смотрел в небо, болтаясь на волнах. Красотища!

Что, чёрт возьми, я делаю не так?

Зачем живу в грязном суетливом муравейнике, над которым девять месяцев царит зима. Почему не живу средь пальм и белых пляжей? Не гуляю перед обедом по песчаному берегу. Не сижу на закате с бокалом рислинга в кафе возле пирса. И прекрасная мулатка не для меня по вечерам поёт нежный соул.

«Не бойтесь совершенства. Вы его не достигните!» – говорил Сальвадор Дали.

Воистину, идеальный мир не существует! На краю курортного городка над многочисленными трубами клубился белый пар химического предприятия.

Бумажная фабрика стоит прямо на карьерах с белым песочком, который удачно используется в производстве. В огромных чанах здесь варят щепу, а когда ветер дует с залива, жители близлежащих поселений угорают от невероятно вонючего запаха целлюлозного производства. В отходные открытые резервуары, источая сероводородные испарения, стекается бурая пена.

Я вернулся в машину и отправился на поиски подъездов к фабрике. Пересёк железнодорожные пути, пропустив длинный состав с древесиной, въезжающий на территорию завода, и подрулил к проходной, за которой виднелись громады металлических труб и резервуаров.

Как только я нацелил телескопический объектив на громадные конструкции, из будки вышел охранник: «Здесь химическое предприятие. Съёмка объектов запрещена! Распоряжение из-за угрозы терроризма».

Он пообещал вызвать полицию, и он бы это сделал, так что мне пришлось проехать вдоль забора и, заглушив мотор, спрятаться под ветвями деревьев. Я снова достал фотоаппарат, стараясь выглядеть обычно, чтобы не привлекать внимание снайперов, и сделал пару снимков.