Буколики. Георгики. Энеида (Предисловие к изданию)

Все ж надо землю еще шевелить, в порошок превращая,

И хоть созрел виноград, Юпитера все же страшиться.

420 Наоборот, для маслин обработки не надо, маслины

Не ожидают серпа, не требуют цепкой мотыги.

Лишь укрепятся в земле и ко всяким ветрам приобыкнут,

Выделит почва сама, коль вскрыть ее загнутым зубом,

Влаги им вдоволь. Вспаши – и обильные даст урожаи.

425 Стоит трудиться над ней, многоплодной оливою мира!

Что до плодовых дерев, то, ствол почувствовав крепким,

В силу войдя, они сами собой подымаются быстро,

К небу стремясь, – никакой им помощи нашей не надо.

Да и в лесу дерева увешаны густо плодами;

430 Каждый пернатых приют краснеет от ягод кровавых.

Щиплет скотина китис. На хвойных смолу добывают,

Ею ночные огни питаются, свет разливая.

Так сомневаться ль еще в благородном труде плодоводства?

Но о больших деревах не довольно ли? Ветлы и дроки

435 Скромные корм скоту и тень пастухам доставляют,

Эти идут на плетни, те сок накопляют для меда.

Видеть отрадно Китор[227], волнуемый рощами буксов,

Нарика[228] бор смоляной; просторы нам видеть отрадно,

Что не знавали мотыг, никаких забот человека.

440 Хоть не приносят плодов нагорные пущи Кавказа,

Где их неистовый Эвр и треплет, и, вырвав, уносит,

Разного много дают: немало полезного леса,

Для мореходов – сосну, для стройки – кедр с кипарисом,

Спицы обычных колес и круги для сельских повозок.

445 Рубят из тех же дерев кузова кораблей крутобоких.

Вязы богаты листвой, а прутьями гибкими – ветлы;

Древки мирта дает и кизил, с оружием дружный.

Тисы гнут, чтобы их превращать в итурейские луки;[229]

Легкая липа и букс, на станке обработаны, форму

450 Могут любую принять, – их острым долбят железом.

Легкая также ольха по бушующим плавает водам,

Спущена в Пад; рои скрывают пчелы по дуплам

Иль в пустоте под корой загнившего дерева прячут.

Что же нам Вакха дары принесли, чтобы тем же их вспомнить?

455 Вакх и причиной бывал преступлений различных: он смертью

Буйных кентавров смирил – и Рета, и Фола; тогда же

Пал и Гилей, что лапифам грозил кратером огромным.[230]

Трижды блаженны – когда б они счастье свое сознавали! –

Жители сел. Сама, вдалеке от военных усобиц,

460 Им справедливо земля доставляет нетрудную пищу.

Пусть из кичливых сеней высокого дома не хлынет

К ним в покои волна желателей доброго утра,[231]

И не дивятся они дверям в черепаховых вставках,

Золотом тканных одежд, эфирейской бронзы не жаждут;[232]

465 Пусть их белая шерсть ассирийским не крашена ядом,[233]

Пусть не портят они оливковых масел корицей,[234] —

Верен зато их покой, их жизнь простая надежна.

Всем-то богата она! У них и досуг и приволье,

Гроты, озер полнота и прохлада Темпейской долины,[235]

470 В поле мычанье коров, под деревьями сладкая дрема, —

Все это есть. Там и рощи в горах, и логи со зверем;

Трудолюбивая там молодежь, довольная малым;

Вера в богов и к отцам уваженье. Меж них Справедливость,

Прочь с земли уходя, оставила след свой последний.

475 Но для себя я о главном прошу: пусть милые Музы,

Коим священно служу, великой исполнен любовью,

Примут меня и пути мне покажут небесных созвездий,

Муку луны изъяснят и всякие солнца затменья.

Землетрясенья отколь; отчего вздымается море,

480 После ж, плотины прорвав и назад отступив, опадает;

И в океан почему погрузиться торопится солнце

Зимнее; что для ночей замедленных встало препоной.[236]

Пусть этих разных сторон природы ныне коснуться

Мне воспрепятствует кровь, уже мое сердце не грея, —

485 Лишь бы и впредь любить мне поля, где льются потоки,

Да и прожить бы всю жизнь по-сельски, не зная о славе,

Там, где Сперхий, Тайгет,[237] где лакедемонские девы

Вакха славят! О, кто б перенес меня к свежим долинам

Гема и приосенил ветвей пространною тенью!

490 Счастливы те, кто вещей познать сумел основы,[238]

Те, кто всяческий страх и Рок, непреклонный к моленьям,

Смело повергли к ногам, и жадного шум Ахеронта.

Но осчастливлен и тот, кому сельские боги знакомы, —

Пан, и отец Сильван, и нимфы, юные сестры.

495 Фасци[239] – народная честь – и царский его не волнует

Пурпур, или раздор, друг на друга бросающий братьев;

Или же дак[240], что движется вниз, от союзника Истра;

Рима дела и падения царств его не тревожат.

Ни неимущих жалеть, ни завидовать счастью имущих

500 Здесь он не будет. Плоды собирает он, дар доброхотный

Нив и ветвей; он чужд законов железных; безумный

Форум[241] ему незнаком, он архивов народных не видит.

Тот веслом шевелит ненадежное море, а этот

Меч обнажает в бою иль к царям проникает в чертоги,

505 Третий крушит города и дома их несчастные, лишь бы

Из драгоценности пить и спать на сарранском багрянце.[242]

Прячет богатства иной, лежит на закопанном кладе;

Этот в восторге застыл перед рострами[243]; этот пленился

Плеском скамей, где и плебс, отцы, в изумленье разинут

510 Рот;[244] приятно другим, облившись братскою кровью,

Милого дома порог сменить на глухое изгнанье,

Родины новой искать, где солнце иное сияет.

А земледелец вспахал кривым свою землю оралом, —

Вот и работы на год! Он краю родному опора,