Буколики. Георгики. Энеида (Предисловие к изданию)

165 Нрав доколь у юнцов податлив и возраст подвижен.

Раньше из тонких лозин сплетенный круг им на шею

Вешай. Потом, когда их свободная шея привыкнет

К рабству, им надевай хомуты из веревок, попарно

Соединяй и ходить приучай одинаковым шагом.

170 Пусть до срока они лишь порожние тянут повозки

И оставляют следы лишь на самой поверхности пыльной.

Пусть лишь потом заскрипит под грузом тяжелым телега

С буковой осью, таща вдобавок и медное дышло.

Для молодежи, еще не приученной, надо не только

175 И луговой, и болотной травы приносить, и шершавых

Листьев ветлы, но и злаков с полей. Отелившись, коровы

Впредь наполнять молоком белоснежным не станут подойник,

Новорождённым отдав целиком свое сладкое вымя.

Если ж тебя привлекает война и жизнь строевая,

180 Или ты хочешь скользить колесом по Алфею у Пизы[280],

Иль колесницы полет стремить у Юпитера в рощах,[281]

Первое дело – чтоб конь приучился к оружью и духу

Воинских схваток, привык и к трубному звуку, и к стону

Тяжеловесных колес, и к бряцанью удил на конюшне.

185 Чтобы все больше потом похвалам воспитателя нежным

Был бы он рад, чтобы тот его хлопал ладонью по шее.

Должен он это постичь, едва от сосцов материнских

Отнят. Пусть морду он сам в недоуздок мягкий просунет, —

Слабый, дрожащий еще, своих еще лет не сознавший.

190 Но как три года пройдет, тогда, по четвертому году,

Пусть он выделывать «круг» начинает и сдержанным шагом

Оземь звенеть и одну за другой вымахивать ноги.

Пусть это будет – как труд; пусть ветры на спор вызывает

И, по равнине летя на просторе, не сдержан вожжами,

195 Запечатляет следы на поверхности глади песчаной.

Крепкий так Аквилон налетает от Гиперборейских

Стран[282] и скифские к нам непогоды несет и сухие

Тучи, – нивы тогда волнами идут под дыханьем

Легким его, и шумят высокие леса вершины,

200 И широко в берега прибой ударяет вспененный,

Мчится он, бегом своим и поля и моря подметая.

Так подготовленный конь среди мет на ристаньях элейских,[283]

Взмыленный, будет из губ выпускать кровавую пену,

Выю под иго склонив, боевую возить колесницу.

205 Ежели конь укрощен, позволяй, чтоб от сытого корма

В весе он стал прибавлять. Строптивым норов бывает

Неукрощенных коней. Смиришь его будто, – не хочет

Хлесткой плети терпеть, удилам подчиняться железным.

Способ их мощь укреплять наилучший, однако, – Венеру

210 Вовсе от них отстранять, чтобы их не язвило желанье,

Предпочитает ли кто коров иль коней разведенье.

С этой целью быков уводят подальше, пастись их

Там оставляют одних, за горой иль рекою глубокой;

Или, в хлеву заперев, у наполненных держат кормушек,

215 Ибо их силы сосет постепенно, сжигает их видом

Самка и им не дает о лугах вспоминать и о рощах.

Сладки красоты ее, они заставляют нередко

Двух горделивых быков друг с другом рогами сражаться.

В Сильском обширном лесу[284] пасется красивая телка,

220 А в отдаленье меж тем с великой сражаются силой,

Ранят друг друга быки, обливаются черною кровью,

Рог вонзить норовят, бодают друг друга с протяжным

Ревом; гудят им в ответ леса на высоком Олимпе.

В хлеве одном теперь им не быть: побежденный соперник

225 Прочь уходит, живет неведомо где одиноко.

Стонет, свой помня позор, победителя помня удары

Гордого, – и что любовь утратил свою без отмщенья,

И, оглянувшись на хлев, родное селенье покинул.

С тщаньем сугубым теперь упражняет он силы, меж твердых

230 Скал всю ночь он лежит, простерт на непостланном ложе.

Только колючей листвой питаясь да острой осокой.

Он испытует себя и гневу рога свои учит.

Он на стволы нападает дубов, ударяется в ветер

Лбом и взрывает песок, и взвивает, к битве готовясь.[285]

235 После же, восстановив свою мощь, вновь силы набравшись,

Двигает рать, на врага, уже все позабывшего, мчится, —

Словно волна: далеко забелеется в море открытом,

И, удлинясь, свой пенит хребет, и потом, закрутившись,

Страшно гремит между скал, и, бросившись, рушится шумно,

240 Величиною с утес; и даже глубинные воды

В крутнях кипят, и со дна песок подымается черный.

Так-то всяческий род на земле, и люди, и звери,

И обитатели вод, и скотина, и пестрые птицы

В буйство впадают и в жар: вся тварь одинаково любит.

245 Львица, о львятах забыв, не станет иною порою

В бешенстве лютом бродить по равнине; медведь косолапый

Так не звереет в лесу и бед не творит без разбору,

Сколько тогда; грозны кабаны, и тигры опасны.

Горе! Плохо тогда заблудиться в пустыне Ливийской!

250 Разве ты не видал, как дрожат, напрягая все тело,

Кони, едва лишь до них донесется знакомый им запах?

Нет, тогда ни вожжам человека, ни плети жестокой,

Ни пропастям, ни скалам, ни встречным не удержать их

Рекам, крутящим в волнах каменья горных обвалов.

255 Так же свирепствует вепрь сабинский, точит он бивни,

Оземь копытцами бьет и боком о дерево трется,

С той и с другой стороны приучает плечи к увечьям.

А человек молодой, у которого в жилах струится

Пламя жестокой любви? В час поздний, в темень ночную,

260 В самую бурю плывет возмущенной пучиной. Грохочет

Неба огромная дверь. Гудят, разбиваясь о скалы,

Воды, и тщетно его родители бедные кличут