Буквари и антиквары

– Примете, – улыбнулась дама. – Вы должны знать, как я ценю вас. Муж купит мне другие. Наши доходы позволят нам то, что раньше не позволяли. А теперь простите, в этот час, еще до завтрака, ко мне приходит живописец. Сегодня последний сеанс – он заканчивает мой портрет. И она торопливо прошла в свой будуар, пронизанный утренним радостным светом весеннего флорентийского солнца.

Портрет стоял на мольберте. Донна Лиза сердечно поздоровалась с художником, вынула шпильку, распустила волосы, прикрыла голову прозрачной тканью и спокойно уселась в кресло. Пейзаж, платье, кисти рук и прозрачный шарф на плече были уже тщательно прописаны. Художник сурово всматривался в ее лицо, и она ему слегка улыбнулась.

Принципы синьора Паули

Синьор Амадей Паули был господином мягким и снисходительным. Слуги, конечно, трепетали перед ним, но наказания, которым они подвергались за неизбежные провинности, никогда не были жестокими или изощренными. За лень, небрежность или непочтительность виновную служанку запирали на пару дней в подвале, да и то оставляли ей кувшин воды, а то и краюху хлеба. За воровство наказание было, конечно, телесным, но наказанный уже через полчаса мог продолжать свою работу, так как цель порки состояла не в нанесении ущерба телу, а в исправлении моральных изъянов подданных, вверенных Небом попечению синьора.

И правом первой ночи добрый синьор Паули пользовался не всегда. Во-первых, супруга его поглядывала на этот обычай неодобрительно. И даже строго запретила налог, перекладывающий повинность невесты на плечи всего семейства. Во-вторых, и сам синьор Амадей был требователен к женской красоте. Так что деревенская невеста с огрубевшими руками и белесыми ресницами спокойно сохраняла свою девственность для мужа. Однако иногда для хорошенькой опрятной девушки господин делал исключение – все же он был еще мужчина хоть куда! А любимая супруга уже перешагнула порог тридцатилетия и хотя и исполняла свой долг регулярно, но страсти не выказывала.

Невеста, которую представил кузнец из деревенского поместья, показалась синьору Паули необыкновенно соблазнительной. Он дал разрешение на венчание и пообещал, что ни девушка, ни ее муж не окажутся в накладе, когда она вернется из его спальни к семейному очагу. Оба изъявили покорность. Однако ко дню свадьбы политические заботы совершенно заслонили собой предстоящее маленькое удовольствие. В партии гибеллинов бушевали разногласия, и синьор Паули, виднейший политик Сиены, вернувшись домой после трудного дня, наполненного спорами, обсуждением письма императора и составлением ответа, неожиданно обнаружил в своей спальне девушку под вуалью.

Он был утомлен и огорчен, но велел ей раздеться и лечь в кровать. Она покорно стала раздеваться. Однако что-то в ее движениях побудило синьора Амадея замереть. То, что произошло потом, казалось сном. Мужчина сорока пяти лет, казалось, впервые овладевал женщиной. Он утратил представление о времени, забыл самого себя и только желал, чтобы неслыханное счастье, обрушившееся на него, продолжалось вечно. Под утро он, однако же, задремал.

Проснувшись в одиночестве, синьор Паули позволил себе задуматься. Такая женщина, разумеется, не могла быть невестой кузнеца. И вообще не могла быть жительницей Сиены – невозможно, чтобы подобная красота, грация и искусность остались незамеченными. Он послал за кузнецом и еще до того, как посланные вернулись с сообщением, что кузнец исчез сразу после свадьбы, лихорадочно осмотрел ящики кабинета. Шкатулка, в которой хранились важнейшие секретные документы, опустела. И ключик от нее не висел более на цепочке. Но саму цепочку вместе с крестиком уникальной венецианской работы позаботились вернуть на его шею.

Гвельфы взяли верх. Нет сомнений, что во Флоренции уже сегодня к вечеру будут читать важнейшие письма, доверенные Сиенской республикой его заботам.

С тех пор и до конца дней своих синьор Паули был верен супруге. Верность эту он возвел в принцип и даже опубликовал небольшой трактат, осуждающий право первой ночи и прославляющий незыблемую супружескую верность. Сиенские нобили, оправившись от горького политического поражения и вернув себе способность шутить, называли эту смешную причуду своего соратника «принципом Паули».

Моление о чуде

Отец Себастьян служил приходским священником в маленьком городе в Андалусии. Он был еще молод, но жизнь его уже казалась расписанной на десятки лет вперед. Прихожане любили своего падре. Его знали как человека образованного, но говорил он просто и сердечно и ни с кем не был суров. Хотя сам падре нередко выглядел печальным, он любил чужую веселость и легко прощал грехи, вызванные легкомыслием.