Буквари и антиквары

Доктор пришел в подвал, ощупал спину, вымыл старательно руки с мылом и сказал, что это костный туберкулез. Надежды на выздоровление нет. Но если отвезти больного в Евпаторию… Там песок имеет особые лечебные свойства. И лиман. И климат, подходящий для чахоточных. Но все равно состояние очень плохое. Что уж там особенного, в этой Евпатории… Денег за визит не взял и ушел, покачивая головой и что-то бормоча сквозь зубы.

Тогда Эстер продала в два дня керосинку, кровать, кастрюлю и туфли на каблучке. Сложила одежду всех троих в мешок. Сшила маленький мешочек для монет и повесила на шнурке себе на шею. Потом простилась с родней, взяла извозчика, с его помощью вывела из подвала Яшу, устроила свой мешок и двухлетнего спящего Боруха на сиденье и поехала на вокзал.

Неделю они добирались до Евпатории. Яша совсем ослаб, почти не мог есть. Пока был в сознании – не жаловался, а когда задремывал, то громко стонал.

С поезда на извозчике она отвезла его на пляж. Стоял август. Солнце пекло. Она закопала мужа почти по горло в золотой горячий песок. Оставила сверху только правую руку и бутылку с водой. Сказала, что вернется к заходу солнца, подхватила ребенка и мешок и ушла в город.

Она разыскала синагогу и рассказала жене служки про свою беду. Горячее сочувствие к Эстер и золотая десятка сделали свое дело. Яшина жена теперь имела угол в домике служки при синагоге. И могла оставить ребенка у толковой еврейской женщины, вырастившей дюжину своих. До вечера она успела найти работу в трактире, где сговорилась и стряпать, и мыть посуду.

К закату Эстер была на пляже. Яша ждал ее. Он был в сознании, правда, выпил всю воду. Но кто-то прикрыл ему голову газеткой. И он был голоден. Яша хотел есть! Она забрала его домой до утра, а утром, еще до рассвета, снова притащила на пляж.

Золотой песок и солнце вылечили ужасные свищи. Через несколько месяцев Яша ходил сам.

И верите? Там, в Евпатории, у них родился второй сын, Давид. Бабушка не хотела рожать его, но денег на аборт не было, и он родился, как того требовала природа. Всю свою жизнь бабушка говорила, что виновата перед младшим сыном, потому что не хотела его и желала выкидыша.

А дед Яша дожил до моего рождения. Я помню его. Он и тогда был веселым, живым и смешливым. Работал маляром и знал, кажется, все на свете. Показывал мне машинку для набивания папирос. Играл на мандолине и читал наизусть множество стихов. Умер он в пятьдесят четыре года от инфаркта.

Из Талмуда

Два еврея шли по дороге и нашли талес. Если кто не знает, талес – это молитвенное покрывало. Совершенно необходимое каждому мужчине, красивое и недешевое. Не то что кому-нибудь нужны два талеса, но во всякой семье ведь подрастают сыновья. Как мальчику стукнет тринадцать, ему нужен свой талес.

Оба они очень обрадовались, и первый сказал: «Это мой талес!» А второй ответил: «Нет, это мой талес!» И так они долго спорили. Реб Арон сказал, что он первый увидел покрывало, а реб Моше сказал, что он его поднял. И они пошли к раввину, чтобы он их рассудил. Раввин внимательно выслушал сначала одного, потом другого. Тщательно рассмотрел находку, потрогал кисточки и осведомился, нет ли еще кого-нибудь, кто говорит, что у него есть права на покрывало. Потом он задумался и спросил у спорящих, не хотят ли они пойти на соглашение.

– Да, – сказал реб Арон, – я думаю, было бы правильно продать талес и поделить вырученные деньги поровну.

– Нет, – ответил реб Моше, – я не согласен. Талес мой.

– Тогда выслушайте мое решение, – сказал раввин. – Реб Арон готов отказаться от половины талеса. Значит, она принадлежит ребу Моше, который утверждает, что обе половины его. Осталась вторая половина, на которую претендуют оба. По справедливости, ее следует поделить между ними поровну. Ступайте на рынок, продайте талес и поделите деньги. Реб Арон получит четверть, а реб Моше три четверти.

Такова еврейская справедливость.

Не спешите отказываться от того, что считаете своим. А тот, кто по слабости характера готов отречься от половины талеса или половины Иерусалима, пусть хорошенько подумает о своих сыновьях.

Голем

Лев бен Бецалель был старик, но все делал сам. Он был ужасно занят. Читал лекции по математике в Пражском университете, был ректором школы Талмуда, комментировал Тору, писал книги и редактировал чужие сочинения, потому что глупости, которые попадались на страницах этих сочинений, приводили его в ярость. У него, конечно, были слуги, ученики, аспиранты и многие видные пражские профессора, за которыми остался должок. Но никто из них не мог помочь.

Ученики в школе Талмуда были хоть и не талантливы, но усердны и почтительны. Они задавали вопросы и тщательно записывали каждое слово его ответов. Не надеясь, что поймут сразу, уносили свои тетрадки домой, созывали других студентов и их отцов и долго-долго обсуждали каждое слово, сказанное рабби. Если понимали, то были счастливы и устраивали праздник, где пили вино и танцевали, взявшись за руки. А если понять не удавалось, то заучивали наизусть, надеясь, что поймут позже, когда будут знать больше.