— А скворцы-то прилетят? Поздно уже, — засомневалась Варвара.
— Время еще есть. Поселятся.
Почему-то припомнилось Варваре, как она сажала рябинку в войну, когда все мужчины ушли на фронт. Гибкое деревце всегда напоминало о ее одинокой вдовьей жизни…
Изба охала все реже и реже. Ветер притомлялся. Стало тихо, только в таз из рукомойника звучно падала вода. Варваре чудилось, будто она сидит с Кондратом у переката и слушает, как течение позванивает галькой.
Проснулась Варвара от сильного стука. Испуганно вскочила с постели, подошла к окну. На улице по-прежнему было темно. Слышалось, как в застрехах шарит ветер. Внизу, за огородом, шумно плескалась растревоженная река.
Стук повторился. Варвара вышла в сенцы, молча отодвинула засов. Дверь распахнулась. В сумраке чуть посветлевшего неба порог по-хозяйски перешагнул невысокий, узкоплечий человек. Варвара прижала к груди руки, отшатнулась.
— Не бойся, Варь, свои! — услышала она голос Лаврухи.
— Ну и напугал, сил нет, — едва переводя дыхание, прошептала она. И уже строже добавила: — Тебе что-то и ночь нипочем?
— Говорил, жди. Вот и принимай гостя…
— Шел бы домой. Палашка небось ждет!..
Бадейкин так же по-хозяйски пересек сенцы, вошел в избу.
Варвара поспешно чиркнула спичкой, зажгла лампу, с опаской поглядела на гостя. Кепка у него была сдвинута на затылок, в беспорядке слиплись волосы. Пиджак и сапоги были заляпаны грязью. Он ухмыльнулся, поставил на стол пол-литра. Достал из кармана сверток. Небрежно бросил. Бумага развернулась, на белую гладко отутюженную скатерть выпал кусок студня.
«Съездил, называется в город. И доверяют такому…» — Варвара отошла к окну.
— День сегодня наш, гулять будем! — подмигнул между тем Бадейкин и начал стаскивать с плеч пиджак. На чистый пол ошметками посыпалась грязь.
— Где тебя носило только? — покачала она головой.
— В канаву свалился, не рассчитал.
— Шел бы домой, переоделся. А я спать хочу.
— Постель от нас не уйдет. Успеем нагреть. Только сначала по маленькой.
Бадейкин как дома расселся у стола. Закинув ногу на ногу, закурил. По избе закачались, поплыли облака табачного дыма. Варвара закашлялась. Гость с усмешкой наблюдал за ней. Как она запахивала на груди халат, прятала ноги.
— Теплая баба! — оценивающе прищелкнул он языком и попытался схватить Варвару за плечи.
Она отступила к печке. В груди всколыхнулась обида.
— Давай по маленькой, а там и легче договориться, — предложил Бадейкин. — Расчет верный. Только об этом ни гу-гу…
«Нет уж молчать не буду! Вы так и колхоз растащите, только дай волю».
Варвара подскочила к столу, схватила бутылку, сверток со студнем, распахнула окно и вышвырнула на улицу.
— Убирайся, не то плохо будет!.. — чужим голосом предупредила она.
— Ты что? Это же денег стоит!
— Легкие деньги цены не имеют.
— Да ты не брыкайся, — не понял он намека. — Иди-ка лучше, поцелую тебя. — Широко расставил руки, шагнул к ней.
Варвара вывернулась, метнулась к двери…
Ветер улегся. У дороги задремали взъерошенные лозы. Сквозь темное небо едва заметной полоской робко пробивался рассвет.
Дверь бадейкинского дома была закрыта. Варвара отчаянно заколотила о раму. На пороге появилась простоволосая, в одной рубахе Палашка.
— Чего грохочешь? Пожар, что ли? Черт тебя носит по ночам? — Узнав Варвару, уже мягче спросила: — Проспала, что ли? Думала, мой стучит. Где его черти носят? С утра не был дома.
— У меня сидит. Иди, бери его. Еще подумают…
— Измотал, черт его расшиби! — заругалась Палашка. — Подожди, я сейчас, оденусь только.
Лавруху они нашли на кровати, без сапог, закутавшегося в одеяло. Варвара с негодованием рванула его за руку.
— Ишь устроился. Ну-ка уходи, не к жене попал. Стыд потерял!
Бадейкин спустил с постели ноги, непонимающе тараща глаза то на Варвару, то на Палашку. Наклонился за сапогом, загорланил:
— А ночка темная была!..
— А ну пойдем, что ль, — снимая с гвоздя мокрый пиджак мужа, слабым, разбитым голосом позвала Палашка.
Бадейкин послушно поплелся к двери.
4
Спать Варвара больше не ложилась. Припав лбом к стылому стеклу, она смотрела, как отчетливее становится рисунок кудлатых вётел. Небо зеленело и уходило ввысь, словно образуя ворота, из которых вот-вот выкатится огненный шар. Но сияние разгоралось медленно. Когда на улице подняли гвалт птицы, Варвара оделась, вышла на улицу. С деревни потянуло запахом прелой соломы и обдутой ветром земли. Ей невольно припомнилась песня об одинокой рябине. В ушах уже зазвучал знакомый мотив. Прислонится ли она к своему дубу? Раньше верила, вернется Кондрат с войны, простит ей все. Не согрел он ее огнем прежней любви, не забыл о прошлом.
Варвара подошла к рябине, прижалась к ее шероховатому прохладному стволу. Наверху кто-то завозился. На плечи посыпались обрывки бумаги, солома. Варвара подняла голову. Солнечный луч тронул круглое отверстие скворечника, осторожно заглянул внутрь: не вселился ли туда какой непоседа воробей? Вон показалась нахохленная головка. Птичка смело повернула ее, уставилась зорким глазом вниз и снова исчезла.
На крышу скворечника сел скворец, заглянул в отверстие.