Булатов курган

От площади — спуск к Оке. За ней, на обрывистом берегу, окруженный толстой кирпичной стеной, монастырь. Его купола, казалось, устремились в бесконечную синеву. Алешину чудилось, будто это сказочный корабль плыл ему навстречу из далекого прошлого. Ему стало не по себе. Вспомнился большой город, кабинет, где он долгие годы работал заведующим отделом обкома. Парк перед окном. Светлая, уютная квартира с удобствами. И вот — в районе. Он и раньше приезжал сюда в командировку, но ничего худого не замечал. Сейчас Алешин словно впервые увидел этот захолустный городок, с его убогими постройками. «Вот у кого надо учиться строить», — все еще не отрывая взгляда от монастыря, размышлял он.

Ход его раздумий прервал стук тяжелых шагов в приемной. Дверь распахнулась, у порога застыл широкоплечий, коренастый человек с крупным скуластым лицом.

— К вам можно? — глуховатым голосом спросил он.

Алешин зашел в кабинет, предложил:

— Проходите, садитесь.

Гость не спеша приблизился к столу, подал руку.

— Горбылев. Председатель колхоза «Волна». Может, слыхали?

— Как же, слыхал! Рассказывайте, как живете?

— Пока не жалуемся. Пашем, сеем. А как же, иначе нельзя. Люди у нас хорошие. Труд любят. Правда, есть и такие, кстати сказать, члены партии, которые мешают делу, стараются подорвать авторитет. В частности, бывший председатель Земнов…

Горбылев смолк, ожидая, что ему на это скажет секретарь райкома. А он думал о чем-то своем, вертел в руке карандаш.

«Невозмутим, — отметил Горбылев. — Щептев, наверное, не утерпел бы».

— А может быть, он справедлив в чем-то? — не то утверждая, не то спрашивая, прервал молчание Алешин. И на самом деле в чем-либо ошибаетесь?..

— Все мы по земле ходим. Лошадь на четырех ногах, и та спотыкается, — глухо произнес Горбылев. И тут же поспешил добавить: — Критиковал он как-то на собрании, хаил меня, будто я плохой хозяин, а сам весной взял да и скормил семена кукурузы. Хватились сеять, а нечем. Хотели судить, да так как-то прошло.

В кабинете стало тихо. Казалось, каждый из них выжидал, что скажет другой. Алешин достал из стола карту района, стал ее рассматривать, выписывая себе что-то в блокнот. Горбылев настороженно следил за ним. Время тянулось медленно. Горбылева наконец стало раздражать такое спокойствие в новом секретаре. Он встал.

— Я прошу вас, товарищ Алешин, разобраться. — Чтобы скрыть свое внутреннее раздражение, крепко ладонью стиснул спинку стула. — Так дальше нельзя. Ерунда на постном масле получается.

— Вы умолчали о главном. О чем у вас спор?

Горбылев поежился.

— Как видите, кукурузу скормил, вместо нее в севооборот ввел свеклу. Ну, и по плану должны распахивать многолетние травы, а он размахал суходол, — после некоторого молчания заговорил он, настороженно следя за секретарем райкома. — Это же колхоз так можно разорить. Говорили, доказывали ему — не помогло. Ну, понятно, за самовольство спасибо ему не сказали. Так нет же, этого мало. Стал на всю округу трубить: пары, мол, пусть пускают. Земле отдых нужен, а о том, что на них можно вырастить горох, ему не докажешь. На каждом шагу старается подорвать авторитет… — Уловив отсутствующий взгляд секретаря, Горбылев умолк.

— Ну, а вы проверили на жизни, что Земнов неправ? — обратился он к Горбылеву. — Чем вы можете доказать, что все его предложения разорят колхоз?

Горбылев пожал плечами.

— Дело и так ясное.

— Ясное, да не совсем. Ну что ж! — Алешин приподнялся, давая этим понять, что разговор закончен. — Заеду, разберусь. Только мне сначала кое-где еще надо побывать.

4

Кусая удила, Вороной ходко шел по избитой булыжной мостовой. Он обходил налитые дождем лужи, сторонился встречных машин. Горбылев погонял его. Он еще и еще раз мысленно сравнивал двух секретарей райкома. Щептев — порывистый, рубил с плеча, точно дрова колол, дела решал одним махом. Да и людей он любил смелых, сметливых, решительных, а главное — к Егору Потаповичу он относился хорошо. Доверял, считал его умным, умелым хозяином. Вспомнился случай с начала его председательствования в «Волне». У людей не было ни хлеба, ни денег. На работу шли неохотно. Горбылев решил заинтересовать их. А чем, если в кассе нет ни рубля? Тогда и пришла мысль что-то продать. Посоветовался с отдельными членами правления. Подобрали двенадцать коров и отвели их на базар. Тут и пошло дело. Специальное бюро собрали. Многие предлагали Егора Потаповича исключить из партии, отдать под суд. Перетрусил тогда он. И вдруг выступил Щептев.

— Преступление сделал Горбылев, согласен, — сказал он. — Исключим его из партии, посадим. А что дальше? Дело выиграет? Нет! — Он махнул рукой, будто отрубил. — Смелое решение, за то и хвалю. Этими деньгами народ заставил шевелиться.

Да мало ли какие случаи были. Вот за это и ценил его Горбылев.

Алешин ему на первый взгляд показался другим: сдержанный, слов на ветер не бросает. Такой, прежде чем решить какой-нибудь вопрос, сначала, наверное, семь раз отмерит, потом уже отрежет.