Булгаков и дьявол. Опасные тайны «Мастера и Маргариты»

Что же касается самого страшного из человеческих пороков — трусости, то Пилат с его неспокойной совестью думал, не должен ли он принять слова Иешуа на свой счет; но нам не следует забывать, что казненный не назвал того или тех, кого упрекал, — так почему бы не отнести слова Иешуа к Кайфе и Синедриону? «Единственное, что он сказал, это, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость.

— К чему это было сказано?..

— Этого нельзя было понять».

В сущности, Понтий Пилат есть идеальный правитель, уважающий в людях то, что собственно и составляет человеческую суть, что дано было изначально Предвечным Отцом прародителям людей: образ и подобие божие, т. е. божественный разум и свободная воля. Разве Пилат принудил первосвященника изменить решение? Нет, он оставил за Каифой то, что одно равняет нас с божеством, — свободу выбора на путях добра и зла. Разве презирал прокуратор иудеев и разве наказал он их за неправый суд над невинным? Разве смущал Пилат Иешуа лживой надеждой на спасение, заведомо зная, что спасти его можно только насилием над волею многих? Нет, прокуратор должен был воплощать собою античный принцип справедливости. В отношении иудейского народа жестокий всадник его и осуществил.

Одну только ошибку и допустил прокуратор: приговорил к смерти предателя, имевшего только одну страсть — «страсть к деньгам». За это Пилат и ждал оправдания две тысячи лет: не следует человеку заменять собою Божий Промысел, ибо совесть грешника воскрешается не возмездием, а раскаянием, и один здесь путь для судящего и судимого.

Глава 7 «…И эти идолы, ах золотые идолы»

Мы приступаем к рассмотрению детективной линии романа. Подавляющее большинство читателей романа даже не подозревают о ее существовании. Но она есть.

Иностранные артисты прибыли в Москву на гастроли, и потому все их действия, связанные с проживанием в «нехорошей квартире» и выступлениями в Варьете, вполне вписываются в «задание» по командировке. Однако почему они так интересуются писательской организацией и некоторыми ее членами? Ведь не случайно появился Воланд на Патриарших прудах — словно заранее знал, что встретит там Берлиоза и Ивана Бездомного, а потому и захватил «Литературную газету» со стихами Ивана. Согласимся, что для иностранного артиста она не является вещью первостепенной важности. Бежать за ней в киоск сразу по прибытии — это ли не третья странность страшного вечера на Патриарших. Да и первые две странности — полное безлюдье липовой аллеи и тупая игла, впившаяся в сердце Михаила Александровича — разве не доказывают, что сценаристом и режиссером разыгравшейся трагедии был сам Мессир?

Кстати, в ходе разговора с литераторами Воланд объясняет, что он — специалист по черной магии, и в Москву прибыл по приглашению: «Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века. Так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист».

Герберт Аврилакский — это римский папа Сильвестр II (999-1003). Еще не будучи на Священном престоле, он изучал математику у арабских ученых. Существовала легенда, что Герберт уговорил дочь мавританского учителя, у которого он брал уроки, похитить магическую книгу ее отца. С помощью этой книги он вызвал дьявола, а уж дьявол сделал Герберта папой и всегда сопровождал его в образе черного лохматого пса.

Герберт Аврилакский подозревался в занятиях черной магией. Он был одним из прототипов доктора Фауста. Разбором трудов бывшего папы Воланд, однако, не занимался. Но с рукописью московского Фауста профессор действительно познакомился.

Мастер, поиски его и отрешение от жизни и света — главная цель визита Воланда и заезжих гастролеров. Воланд знает тайну романа о Понтии Пилате. Бегемот заблаговременно вытащил ее из небытия, но автора рукописи еще нужно разыскать.

Начиная с некоторого момента, Мастер понимает, что тайный смысл романа раскрыт его недругами, и им овладевает страх. Этот страх не исчезает и после выхода на свободу. Несомненно, что Мастер чувствует себя глубоко больным, беззащитным и несчастным. Возможность спрятаться в клинике для душевнобольных кажется ему спасением. Здесь он недоступен даже Сатане-Воланду, поскольку душевнобольные и блаженные находятся под особым покровительством Господа. Да никому и неведомо, что Мастер находится там. Мастер сжег роман, как свою единственную вину перед членами тайного общества «посвященных», и спрятался от всех, даже от любимой женщины, чтобы сохранить себе жизнь.