Булгаков и дьявол. Опасные тайны «Мастера и Маргариты»

Между тем противники заветов Христа, и старые, и новые, и явные, и тайные, видели путь спасения мира не в духовном подвиге каждой личности, а в насильственном устранении внешних, чисто экономических и социальных причин. «Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!» — вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против тебя (Христа. — Прим, авт.) и которым разрушится храм твой» (Ф.М. Достоевский). Но как, не совершая чуда, накормить всех, не могущих разделить хлеб между собою? Отнять его у немногих имеющих и разделить между всеми голодными! А что в этой битве бывшие «сытые» тоже перейдут в разряд страждущих, и многие из них, ни в чем не повинные, погибнут, и сгинет их наследие — так что же, ведь обещан новый прекрасный мир!

Но разве мало доказательств дала нам история того, что человечество ни разу не было спасено насилием. Сколько же времени надо, чтобы на развалинах мира насилия, разрушенного «до основания», выстроилось нечто, достойное Человека? А затем придут новые поколения недовольных, и вновь исчезнет «старый мир», и нет никакого равенства и братства, а есть только постепенно исчезающая иллюзия достигнутой «свободы» личности. Немало людей посвятили себя познанию и утверждению истины; но откровения мудрецов и пророков стоят им либо чести, либо жизни, ибо сказано ведь, что «нет пророка в отечестве своем», а в борьбе учений, проповедуемых закрытыми союзами (орденами) и тайными обществами, как правило, погибает живая суть божественной истины и остается только ее мертвая форма.

Ложно проповедуемая свобода, извращенная сущность понятия равенства и братства — вот камни, положенные в основание другого «храма истины» — духовного храма Соломона, «возводимого» вольными каменщиками и известного своим противостоянием христианству. Мир для них делится на «посвященных» и «профанов», удел последних, вся их «свобода» — добровольное подчинение тем, кто пришел их свободою овладеть. Братья-масоны могли бы взять паролем слова:

Мы все глядим в Наполеоны,
Двуногих тварей миллионы
Для нас — орудие одно.

Тайные общества лукавых и предприимчивых «детей вдовы», наследников Адонирама и противостоящие им наследники греко-римского мира, впитавшего в себя открытую для всех людей религию любви, — вот кто скрыт в романе Мастера под образами, с одной стороны, Каифы и Синедриона, с другой — Га-Ноцри и Пилата.

Согласно масонской легенде, Мастер Адонирам (Хирам) был сыном вдовы и строителем Иерусалимского храма, так называемого храма Соломона. Храм этот дважды разрушался, второй раз при покорении восставшей Иудеи после осады города римлянами в 70 г. н. э. (хотя римляне храм не разрушали — они просто выселили всех жителей из города, оставив город саморазрушаться, и храм Соломона исчез с лица земли без следа, и через тысячу лет иудейское предание лишь смутно намекало о месте, где он якобы стоял). В последующих временах все новые рыцари-строители «духовного Храма Соломона», начиная со средневековых тамплиеров и заканчивая современными масонами, ревниво охраняют «скрижаль завета», в которой обещается им, что потомки (наследники) Хирама «станут выше Адамова племени и обретут господство над миром».

Итак, в романе Мастера Иешуа обвиняется в том, что предсказывал разрушение храма старой веры, который отождествил с верой иудейских первосвященников и фарисеев, и утверждал новую истину — придет время, когда не будет человек воздвигать преграды на пути другого, и настанет, наконец, царство подлинной свободы. В этом чудном мире каждый будет беречь жизнь другого, ибо каждый будет верить, что в божественном даре человеку — бессмертной душе — заключено только Добро. Людям, доколе уступают они трезвым страстям своим, не понять, что великий и вечный дар они меняют на недолговечные радости собственников: вечно гонятся за мирским счастьем — славой, властью, богатством — и, отнимая их друг у друга, сами творят зло. Но пока люди в безумии своем надеются разменять чистое золото души на медные деньги мира, они отдают свою свободу во власть наиболее расчетливых и жестоких из них.

Поэтому кажется, что нет никаких внутренних (идейно-нравственных) противоречий между судьями Иешуа. Кайфа олицетворяет духовную и светскую власть Синедриона над иудеями, Пилат представляет «великую и прекрасную власть кесаря Тиверия». Оба они — властолюбцы и защитники идеи господства немногих «избранных» над многими обыкновенными.