Булгаков и дьявол. Опасные тайны «Мастера и Маргариты»

Все критики, от явленных во плоти и до выдуманных латунских, отлично понимают, что вопрос об историчности евангельских событий останется вечно дискуссионным (может, споры по этому поводу нужны им для духовного развития). С этой точки зрения нет причин удивляться тому, зачем Булгаков придумал столь грустный конец литературной деятельности своего героя — не сумел отстоять свою точку зрения — ну, и бог с тобой. Скорее, такой финал — вполне обычная история в литературной среде. Иное дело, если какая-то часть людей верит Евангелиям, а другая стремится уничтожить всякую память об этих событиях. Тогда уж следует поискать причину, а почему, собственно, редактора не интересуют художественные достоинства романа, а больше беспокоит сама тема, почему он пытается узнать у автора, кто это надоумил его «сочинять роман на такую тему». А что странного в ней? Для души, ищущей правду, тема эта естественна.

Никто, кроме возлюбленной, не сочувствовал Мастеру, никто его не щадил — мир его был разрушен газетными цунами. Критики словно объединились в стремлении «добить» литературного выскочку. Сначала Мастер заболел, а потом темной ночью к нему в окно постучали. Он исчез из мира. Где же пропадал Мастер целых три месяца? А был он там, откуда нельзя послать весточки близким, но не в клинике Стравинского — туда Мастер пришел сам.

Кто же был тот первый, кто начал травлю Мастера и кто так боялся возрождения христианской морали? Фамилия того критика — Ариман, и вызывает она любопытные аналогии.

Ариман (Ахриман, Ангро-Манью) в иранской мифологии глава сил зла, тьмы и демонов смерти, символ отрицательных побуждений человеческой психики. В «Младшей Авесте» Ангро-Манью — князь тьмы со свитой злых духов. Действует он сам редко, но мир наполнен его слугами демонами-дэвами, которые не устают творить зло. Вот так сквозь флер мифологий просвечивает удивительная близость между желчным литературным критиком и недоброй компанией Воланда.

Но вспомним, что когда-то для Мастера и Ариман, и Воланд были такой же реальностью, как хлеб и вода, как его злополучный роман. Дружные недоброжелатели отнеслись к роману как к разоблачительному документу, вытаскивающему на свет божий некие события, которые либо когда-то были фальсифицированы, либо приоткрывают тайну других. Посвященные стражи этих тайн, желая расправиться с человеком, намеренно или невольно разгласившим хотя бы часть их секретов, тем не менее боятся лишний раз обнаружить скрываемое — поэтому придают своему нападению вид литературной дискуссии. Оттого Мастер и говорил Ивану: «Мне все кажется — и я не мог от этого отделаться, — что авторы этих статей говорят не то, что сами хотят сказать, и что ярость их вызывается именно этим». Испытанный прием — скомпрометируй автора — и кто ему будет верить?!

Какая же непозволительная аналогия в отрывке так обеспокоила Аримана и присных? Перед читателями предстали вдруг две человеческие личности, сведенные судьбой на краткие, но решающие в жизни мгновения, в кои имена отдельных людей приобретают значение символическое: Иешуа предстал перед судом Пилата. Из множества обвинений, выдвинутых Синедрионом Иерусалима против бродячего философа из Назарета, присутствующих в евангелиях и апокрифах, Мастер выбрал одно — призыв разрушить Иерусалимский храм. «Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ?» — вопрошал Пилат Га-Ноцри.

«— Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее.

— Зачем же ты, бродяга… смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?»

Последний вопрос вечен, как мироздание. Однако человеческое сознание всегда находит какой-либо ответ и объявляет его окончательной истиной. Христианство открывает людям идеал справедливого устройства мира — духовное царство Небесное, — и способ достижения его — путь духовного возрождения каждой личности, основанный на искренней вере и «свободном решении сердца» (Ф.М. Достоевский), что есть добро и зло, на послушании (служении делу), не купленном у людей ни хлебом земным, ни чудом, ни обольщением их совести. Разрушить зло в себе самом — вот истина и настоящее дело человека. «Человек, который на своем нравственном недуге, на своей злобе и безумии, основывает право действовать и переделывать мир по-своему, такой человек, каковы бы ни были его внешняя судьба и дела, по самому существу своему есть убийца; он неизбежно будет насиловать и губить других и сам неизбежно погибнет от насилия. Он считает себя сильным, но он во власти чужих сил; он гордится своею свободою, но он раб внешности и случайности. Такой человек не исцелится, пока не сделает первого шага к спасению. Первый шаг к спасению для нас — почувствовать свое бессилие и свою неволю, кто это вполне почувствует, тот уже не будет убийцею…» (В.С. Соловьев).