Булочка с изюминкой

«Крутиться» рядом со следственной группой, как ему приказали, оказалось не так-то просто. Несмотря на то, что тело покойного давно отвезли в морг, Робин чувствовал себя очень даже не в своей тарелке. Да его, к тому же, ради этого непонятного времяпровождения выдернули из компании Анны, а ведь они собирались вместе укатить в горы… И теперь — вместо идиллии, парения над вершинами в кабинке канатной дороги, где будут лишь они, никаких зевак и посторонних, где можно, не стесняясь, лишний раз поцеловаться… такая проза!

И ведь не отговоришься, что работаешь на герцога, а не на его дядю. Со службой безопасности не спорят.

Хоть атмосфера в павильоне с бассейном царила сугубо деловая — мелькали вспышки фотоаппаратов, одни эксперты что-то надиктовывали помощникам, другие занимались измерениями им ведомых параметров, брали пробы воды — надо всей этой суетой незримо парил призрак смерти. Или это лишь казалось впечатлительному секретарю, для которого, собственно, подобный выезд был первым, и, как он надеялся, единственным? Ни разу в жизни он, мальчик впечатлительный и деликатный, не видел вблизи мёртвых: даже отца не мог проводить в последний путь, потому что, едва разглядев в гробу жёлтый восковой профиль, незнакомый и чужой, до такой степени ужаснулся, что упал в обморок.

И сейчас, от одной мысли, что совсем рядом, в этой чистейшей, слегка отдающей химикатами, подсиненной лазурным дном воде недавно покачивался труп… может, застыв лицом вниз, может, даже не успев при жизни захлебнуться, когда болью сдавило сердце… Робину каждый раз становилось нехорошо.

Он старательно переводил взгляд на что-нибудь ещё, чтобы отвлечься. Вот коллега Антонио толкует о чём-то со старшим из полицейской группы. Вот главный следователь говорит вполголоса с управляющим, тот отвечает уверенно, с достоинством, хоть и бледен… Ну почему Робин не может точно так же сохранять спокойствие и невозмутимость, хоть бы и внешние? Кто угодно поймёт с первого взгляда, что у него все поджилки трясутся… Совершенно некстати вспомнилось, что, собственно, и дом, и бассейн принадлежали не Йореку, простому капитану гвардии, а его супруге, хоть и не титулованной, но дочери богатого банкира, до сих пор влюблённой в мужа, как кошка, и прощавшей все измены. А погулять покойный был не дурак…

Но, говорят, наставлял рога супруге осторожно. Ещё бы: любовь любовью, а женское терпение небеспредельно. И тогда прощай — особняк с бассейном, прислуга, сладкая жизнь…

Впрочем, для Йорека это «Прощай!» уже прозвучало.

Кто-то из криминалистов-полицейских затребовал стремянку, и вдвоём с коллегой из службы безопасности они полезли осматривать потолочный светильник — не вмонтировано ли туда что постороннее? Таких светильников протянулась вдоль высокого потолка, расписанного под небо, целая цепочка, и секретарь от души посочувствовал дотошным криминалистам. Долго же им придётся заниматься верхолазаньем! И с тоской вспомнил о сорванной поездке в горы… Вторую стремянку принялись устанавливать почти рядом с ним, так что Робину пришлось посторониться. Извинившись, он засуетился, попятился…

И тут его нога поехала на чём-то скользком.

Бассейн всё-таки, здесь полно сырых мест! Вот и здесь… Тело Йорека, когда его вытащили из воды, лежало чуть дальше, но там, где его волокли, до сих пор оставалась влажная дорожка. Ведь следствие запретило трогать, убирать, вытирать… Короче, нелепо взмахнув руками, Робин грохнулся прямо на кафельные изразцы, больно приложившись затылком.

Стыд-то какой!

К нему тотчас, бросив лестницу, заторопились на помощь. Смущённый и рассерженный секретарь поспешил подняться, но, едва опершись на руки, почувствовал, как под ладонью разъезжается нечто склизкое. В кожу будто впилась сотня иголок. У Робина даже дыхание перехватило.

Когда его приподняли, он тряс обожжённой рукой, а из глаз текли непрошенные слёзы.

— Э-э, парень, — начал было один из экспертов. — Ты, вроде, не хлипкий… Эй, ребята, да с ним что-то не так, а ну, все сюда!

— Ап…Ап…теч…ку… — едва успел выговорить Робин. Лицо его на глазах багровело и распухало, то же творилось и с повреждённой кистью. — Ал…лер…ги…

Его торопливо уложили на топчан для массажа, хлопали по щекам, распахнули окна, впустив свежий воздух, кажется, даже пытались делать искусственное дыхание… пока не примчался Антонио с аптечкой из полицейской машины, и не вколол парню лошадиную дозу антигистаминного.

— Ну, Робин… — бормотал он. — Ну, невезунчик… Твоё счастье, что ребята запасливые… А то ведь при нашей работе в основном с мёртвыми дело имеют, им лекарства ни к чему.

Лучше бы он этого не говорил. Закатив глаза, нежный секретарь герцога отключился.

— Ничего-ничего, — успокоил окружающих пожилой судмедэсперт, принимавший участие в спасательной акции. — Это уже не так страшно. Главное — теперь до больницы дотянет, а там его живо в порядок приведут… Врачей вызвали? Ребята, а с чего это его так схватило, а? Вроде не ел ничего, не пил… Никто не видел?

Перехватил распухшую бесчувственную руку. Пригляделся.

Хмыкнул.