Канун Рождества я решил провести в деревне. За дни моего отсутствия перед воротами намело горы невесомого снега. Было весело и нетрудно раскидывать его лопатой. По этим-то пуховым барханам шестого под вечер на холм поднялась Ирина, розовощёкая и хорошенькая.
Она шла из монастыря. Я отставил лопату и пошёл проводить её до дому. Дорогой, запыхавшись слегка, она рассказывала мне новости. Во-первых, завтра утром в храме монастыря служба. Будет всё начальство, и Пажков, конечно. Потом трапеза, говорят, какая-то необыкновенная. Уже прибыл хор из Москвы. Лестницы раздвинули, полы отчистили, всё убрали. Иконостас, такой миленький, привезли откуда-то на днях. А то, что стены серые пока, так в этом даже есть своя прелесть. Это новость первая.
А вторая – Костя, вы не видели разве? Все стены, и магазинчик, и остановка – в оборванных листовках. Лёня-журналист устраивает митинг! По поводу? А повод широкий. Чтобы «враги» не смели властвовать над русской землёй. Вы пойдёте на митинг? Я не пойду – я ведь за ребёнка отвечаю. А то ещё занесут в какой-нибудь «чёрный список». Лёню-то ведь хотят судить! За налоги и ещё там за что-то.
Обсуждая Лёнино героическое безумство, мы дошли до забора Тузиных и остановились в снегу. Калитка была заперта свежим сугробом и открывалась лишь на небольшую щель – сколько утром смогла раскопать Ирина, чтобы протиснуться. Я решил: когда договорим, сбегаю за лопатой и размахаю им снежок хотя бы до крыльца.
– Ну а третья что за новость? – спросил я довольно уверенно, потому что после первых двух Иринино лицо не остыло, напротив, набралось задору. С нарочитой таинственностью она пошатывала увязшую в снегу калитку, выжидая момент, чтобы сразить меня наповал.
– А с Петей давно вы разговаривали? – хитро спросила она.
– Первого днём, – сказал я, насторожившись и вспоминая с тревогой, что он так и не перезвонил мне. – Не то чтобы разговаривали…
Тут Ирина торжествующе улыбнулась:
– А мы с тех пор болтаем не переставая! Вот и только что – целый час! Телефон даже разрядился на холоде! – сообщила она с ликованием и бросила наконец шатать калитку. – Костя, вы только не сердитесь, простите! Ну подумайте, кому мне ещё рассказать, как не вам? Я же лопну, если не расскажу!
Делать было нечего. Мне пришлось остаться и выслушать продолжение. Примирение их началось с того, что Петя позвонил первого (видимо, в этот самый «важнейший разговор в жизни» я и вляпался своим новогодним звонком) и сообщил, что восхищён независимостью, с какой Ирина решила остаться одна в деревне. Между прочим он сказал, что не появлялся так долго исключительно из уважения к Ирининой свободе. Раз уж она вцепилась тогда в шинель – пусть разберётся в себе основательно, без посторонних влияний.
Теперь же, когда выбор сделан (ведь сделан же, он не ошибся?), Петя с восторгом сообщает ей, что как раз сейчас плотнейшим образом приступил к работе над их будущим. Дело, которым он занят, полно лишений и риска, и ему как никогда нужны Иринина поддержка и благословение и, чёрт побери, гарантии, что он пашет не зря! За гарантиями этими он и надеется подъехать завтра – в свите Пажкова, но это пока не точно. Дела могут удержать его в Москве.
– Он безумно, катастрофически занят! – озабоченно сказала Ирина. – Это естественно. Только у женщин нет ничего важней человека. А у мужчины всегда найдётся занятие. Первым делом самолёты, ведь верно? – и улыбнулась.
Само собой, мне хотелось сказать Ирине, что их «будущее» тут ни при чём. Все неотложные дела Пети нацелены исключительно на залечивание подстреленной гордости. Но как-то стыдно мне показалось лезть. Да может, я и не прав. Много раз я недооценивал Петю и, наверно, потому до сих пор сохранил свежий трепет в отношении к его личности: он часто играл сильней, чем я ждал.
Уходя, я ещё раз обернулся на снежные барханы, меж которых темнел узкий Иринин след, но мне уже не хотелось махать лопатой. «Пусть Петрович сам и откапывает», – решил я и с чистой совестью пошёл в бытовку.
Новости были хороши и, главное, не окончательны. Каждая предполагала развитие. Я решил, что обязательно схожу послушать Лёнин митинг, а заодно, если повезёт, узнаю у Пети, как поживает его «земля».