А я вышел к шоссе и двинулся в сторону деревни. На площадке у магазина, где недавно заседал Лёня, всё ещё стояла пустая парта и один почему-то стул. Предположить, куда делся второй, я не смог. У остановки ко мне подплясали две собаки и, виляя хвостами, проводили метров тридцать по обочине. Мне было нечем их угостить.
Когда я прошёл довольно и уже зарозовела на белом поле потрескавшаяся «сахарница» часовни, мой затылок зачесался. Это был тонкий, не объяснимый наукой сигнал тревоги. Я оглянулся и увидел мчащийся по шоссе пажковский автомобиль.
В секунду он обогнал меня и, нырнув вперёд, встал.
Из правой дверцы на снег обочины скоренько вывалился Пажков и завопил:
– Батюшка! Меня подожди!
Фольклорный надрыв его речи развеселил меня. Я остановился и улыбнулся от души. Коварное пристрастие Пажкова к нашей компании показалось мне вдруг наивным, детским – как будто на школьном дворе мы отказывались принять его в игру, а он всё лип к нам, орудуя то угрозой, то пряниками.
– Куда ж тебя понесло, экий ты растакой! Я же тебе ждать велел! – балаболил Пажков, приближаясь. – Пойдём вон к часовенке!
Я не возражал. Мысль, что Илюшин праведник в лодке поможет мне, мелькнула и осталась в голове, делая шаг лёгким. Мы с Пажковым оказались первыми, кто потопал к часовне по сыпучему рождественскому снежку. Брезент, которым Илья завесил вход, сорвало.