Десять минут спустя я пил у Ирины чай под музыку из патефона, звучавшую как-то расстроенно. И расстроено было всё в моих мыслях.
Реалии родины обступили меня. У нас всегда найдётся воротила бизнеса, тупой и амбалистый (Михал Глебыч, ты что-то подкачал!), а по другую сторону учитель-правозащитник, или честный поп, или хотя бы безбашенный журналист (но пасаран, Лёня!). И, само собой, чёрные автомобили, монастыри и психушки в одном флаконе, берёзы, расхлябанные колеи, а посередине масленичным чучелом – счастье. Этакий ярмарочный муляж для фотоснимка – и вот сегодня наши с Петей физиономии угодили в прорези.
Созерцая этот вечный картон, я чувствовал, что буквально схожу с ума от избитости сюжета, и успокоился, лишь когда подумал: ну а что такое, допустим, русская осень? Первой всегда осыпается липа, и всегда на школьных дворах собирают букеты из кленовых листьев, и дорогу развезёт, и в лесу опята, и за дождём – снег. И так – всегда.
Я так и не смог сказать Ирине про Пажкова и булочную и про то, что Петя скорее всего вляпался в ошеломляющие долги – так что где он там, ваш «Макаров»? Мне было жалко её радости, как жалко бывает разрушить иней или цельный снег.
Возвращаясь от Ирины, я увидел, как грузовики увозят распиленные стволы. Коля вышел проводить их в последний путь и стоял у дороги, смяв шапку. Он был маленький и слабый.А вечером мне позвонил Петя.
– Всё, брат, готово! – сказал он вымотанно. – Подпись есть. Прождал его весь день, скотину такую. Знаешь, ей-богу, на конкурсах так не дрожал, как у него под дверью! Мысли-то всякие были, сам понимаешь. Даже радости нет, вот честно, так перетрухнул! Всё, теперь формальности только остались.
– Петь, я был бы очень за тебя рад, – сказал я искренне. – Это было бы просто счастье. Но я не верю в твою подпись. Думаю, «липа» какая-нибудь.
– В каком смысле «липа»? Ты о чём? – не понял он.
– У нас булочную закрыли, – сказал я.
– В каком смысле закрыли? – застопорился Петя.
– В прямом. Вчера Пажков приехал и душевно мне объяснил, чем мы все его обидели. А сегодня с утра пришли люди.
– Глупость. Просто глупость! – проговорил Петя дрогнувшим голосом. – Просто глупость! Я сейчас Пажкову позвоню, выясню, что там за чушь!..
– Дурак ты, что ли? – от души сказал я. – Лучше папе позвони и выясни, будет он с долгами твоими разбираться или сам пойдёшь отвечать.Испортив Пете настроение, я сгрёб со столика крошки, фантики, весь вечный мой мусор, поставил чай и у маленького окошка, за которым – зима и муть прожекторов, попытался обдумать сложившееся положение. Почему-то мне не было страшно – я знал, что попался, что будут теперь мурыжить, но в запредельную жестокость Пажкова мне не верилось. Может, Коля и прав: выпить с ним, поговорить? Честно сказать, я думал, что и Лёню он, попугав, отпустит. Однако мои надежды не исключали необходимости как-то действовать. Мы созвонились с Маргошей – она уже договорилась на утро с юристами. Ну что ж, юристы – это хорошо…
78 Вернули мастера