Булочник и Весна

77 Нас закрыли

На следующий день работа нашей пекарни была остановлена представителями полномочной организации.

Примчавшись утром на Маргошин звонок, я застал в коридоре слякоть из-под вражеских сапог и выстуженный воздух. В зале, куда я вышел вскоре, всё было то же – столики, шторы, полки, корзины, витрина с пирогами, прилавок с чашками и кофемашиной. Только не пахло хлебом. Запах выветрился мгновенно. Ну что ж! Было время, ветра революции сдули булочную с берёзовыми дровами и дровами ольховыми. Мои предки не горевали о ней – им хватило другого горя. Но вот сто лет спустя их потомок навёз к себе в пекарню точно таких же дров, и из старого корня проросло новое. Разве это не обнадёживает?

Напуганные и вместе с тем довольные возможностью освободиться пораньше, наши сотрудники разошлись. Маргоша села за столик у окна, закурила и заревела. Её пальцы с красными ногтями подрагивали. Запах хлеба развеялся, через форточки в зал проникла смешанная с бензином сырость улицы.

– Давай, Маргош, по домам! Завтра. Сегодня уже всё без толку, – сказал я и пошёл в кабинет за курткой.

Я не испытывал к Пажкову никакой ненависти. Его поступок казался мне детским, смешным. Обидеться и закрыть булочную! Это что-то вроде наивных претензий Пети к Сержу. Не месть, а дразнилка. Она означает, что душа Михал Глебыча жива и чувствительна к боли обиды, раз он тратит время на подобную чушь!

О том, чего «дразнилка» будет стоить нам с Маргошей, я решил пока не раздумывать. Если отпустить мысль – она приведёт к Лёне, приведёт и к Пете, финансовые дела которого, судя по розе ветров, висят теперь на волоске. Я пытался дозвониться ему и узнать, что с «закорючкой», но он не брал трубку. Тогда я отправил ему эсэмэску: мол, звякни, как там у тебя. Но пока он не перезванивал.

Выехав из леса к Отраднову, я заметил на просёлочной дороге суету и, встав на обочине, вышел. Плотный снег был распорот до рыжины колёсами тяжелой техники. Пахло дизелем. Закурив, я подошёл к рабочему.

– Дорогу рубите?

Он кивнул, махнув варежкой в направлении невидимого за поворотом холма Старой Весны.

Я улыбнулся. Михал Глебыч забабахал в нашу честь целый салют – тут вам и булочная, и дорога, и Петина поездка за подписью! Всё подогнал одно к одному, чтоб уж наверняка!

Пешком я прошёл до поворота, за которым открылся холм, и взглянул на Старую Весну. Нищей собакой она забилась в угол неба.

Рубили метрах в пятидесяти от моего участка, там сеткой была выставлена будущая дорога к комплексу. В рёве пил и тёплых выхлопах бензина, как во сне, я поднялся на холм, и сразу под чёрной липой, на лавке, мой взгляд спасительно выцепил Колю. Он сидел в распахнутой куртке, покуривая, и лицо его было светлое, светло блестел лоб. Коля словно бы не существовал в мире – то есть существовал, но не здесь, а где-нибудь параллельно.