Бумажная оса

Допив свое вино еще несколько часов назад, теперь я сделала большой глоток воды, переваривая эту информацию.

– Не знала, что там есть ресторан, – сказала я.

– О да, он шикарный. Это макробиотический ресторан, его шеф-повар – обладатель пяти звезд, и все блюда там органические. Там стоят длинные, похожие на фермерские, столы, и люди едят за ними все вместе. Действительно, такое интересное общество. Сценаристы, режиссеры и некоторые актеры высшего уровня, неординарные люди, готовые бросить вызов самим себе, для которых недостаточно просто хорошо выглядеть. Они – как раз те, с кем я хочу, чтобы меня ассоциировали.

Ты замолчала. Я смотрела на тебя, воображая, как сижу за столом рядом с Огюстом Перреном, как он поворачивается ко мне, чтобы спросить мое имя. Наши взгляды встретились.

– Звучит невероятно, – произнесла я.

– Согласна. И само место такое красивое, Эбби. Это целый кампус с расположенными на его территории садами, спа-центром и естественным бассейном. Настоящий ретритный центр. Там так безмятежно и спокойно. Клянусь, иногда это единственное, что помогает мне сохранить рассудок.

Ты снова замолчала, глядя в свой бокал. Затем, тщательно взболтав в нем вино, ты опустошила его. Я не проронила ни слова. Я дала тебе возможность насладиться минутой солипсистского созерцания, которое, по моему мнению, было необходимо всем актрисам.

Было уже далеко за полночь, когда я, помогая тебе зайти в дом, следовала за тобой по ступенькам на случай, если ты пропустишь одну и упадешь. Уложив тебя на кровать, некоторое время я стояла и наблюдала за тобой, слушая, как ты громко дышишь ртом. Мне вспомнились бесконечные ночевки у тебя дома, те мучительные ночи, когда я рассматривала твое лицо в темноте – твой профиль, напоминающий иллюстрацию из английских детских книжек, как вместе взятых Алису и Венди[19], курносый носик и алую верхнюю губу. А потом ты внезапно отворачивалась во сне, и твои волосы падали на лицо, отгораживая тебя от меня.

Ты проспала до полудня следующего дня, а потом, прихватив термос с комбучей, уехала, оставив меня одну. Сидя в коричневом бархатном кресле у окна, я пыталась читать, но не могла думать ни о чем, кроме Ризомы. Словно какая-то горькая жидкость разлилась по моим венам. Я злилась, что ты оставила меня дома. Возможно, в этот самый момент ты, вальяжно развалившись на стуле, сидишь рядом с Перреном, глядя на него потухшими с похмелья глазами. Я представляла и других подхалимов за тем же столом, мечтая оказаться среди них, приподнять стол и сбросить его содержимое на пол. Крепко сжимая в руках книгу, я пристально смотрела сквозь прозрачное стекло на землю, исчезающую в Тихом океане.

Долгое время я представляла себе момент встречи с Перреном, то мгновенное понимание, которое промелькнет между нами. Хотя было неясно, при каких обстоятельствах произойдет наша встреча, я знала, что когда-нибудь это случится. Я была уверена в этом так же, как и в том, что увижу тебя снова, Элиза. Это предначертано судьбой, как были предначертаны все союзы великих художников: Ван Гог и Гоген, Эмерсон и Торо, Паунд и Элиот. Иногда неимоверная уверенность ученика, делавшего первый шаг, побуждала его первым представляться своему кумиру и писать ему письма со словами восхищения. И удивительно, что эта смелость порою щедро вознаграждалась. Кумир с теплотой отвечал своему поклоннику письмами, полными поддержки и одобрения, и так начиналась длительная переписка. Союзу наставника и ученика было положено начало. Позже, когда ученик раскрывал свои способности и превращался в мастера, не уступающего своему наставнику по таланту, их связь перерастала в дружбу, и они оба оставляли след в истории.

Ну разве не были такие союзы неизбежны? Великий наставник должен был почувствовать эту встречу на каком-то бессознательном уровне, находиться в ожидании письма или стука в дверь. И в основе его ответного послания лежал не просто обычный эгоизм, но и опасения. Дрожа от страха, он, должно быть, ощущал появление молодого поколения на пороге, как бы предвосхищая конец своей истории. Более мудрой, чем сопротивление, реакцией на происходящее было состояние смирения и покорности. Художники, откликнувшиеся на просьбы своих настойчивых поклонников и принявшие их, обеспечили себе место в одном ряду с силами будущего. Уступив дорогу новому поколению, они обеспечили себе вечную жизнь.

Я уже начала писать свое письмо Перрену, но так и не закончила первую строку. Мне хотелось столько всего ему сказать и одновременно не говорить ничего. Это казалось невероятным. Но когда-нибудь это произойдет. Я напишу письмо, постучу в его дверь. Поняв мои намерения, он проникнется уважением к моей внутренней силе и, склонившись передо мной, пригласит войти.