Бумажная оса

Уже стемнело, когда ты вернулась домой в компании Рафаэля. Я услышала твой крик: «И как я должна была себя чувствовать при этом?» Ответ Рафаэля сложно было разобрать. Распахнув входную дверь, вы оба направились к лестнице, не проронив больше ни слова. Проходя мимо гостиной, ты издалека бросила взгляд в мою сторону. Было очевидно, что ты пьяна. Рафаэль последовал за тобой по лестнице, даже не посмотрев в мою сторону, что показалось мне крайне невоспитанным. Как только дверь вашей спальни захлопнулась, вновь послышались ваши низкие голоса, напоминающие брызги яда, и громкие звуки, похожие на брошенную на пол туфлю или хлопнувший ящик комода. Потолок над моей головой содрогнулся, и я подумала о скатах. Есть ли у них слух и испугались ли они шума? Или они, ничего вокруг не замечая, спокойно плавали в каком-то другом измерении?

Я свернулась клубочком на диване, уменьшившись в размере в несколько раз. Затем наверху хлопнула дверь, и под выкрикиваемые хриплым дрожащим голосом оскорбления Рафаэль спешно, скользя по ступеням, покинул дом.

Минуту спустя ты уже была внизу, рухнув в кресло прямо передо мной. На тебе был все тот же белый комбинезон, в котором ты утром выходила из дома, но теперь он уже не был таким безупречным, весь испачканный вином и тушью. С прядями тонких вьющихся локонов на висках, ты напоминала гигантского младенца.

– Я ненавижу его, Эбби, – икая, сказала ты. – Он тщеславный и мелочный. Ему на меня наплевать.

– Что случилось?

– Боже, я даже не помню, с чего все началось. Мы были в ресторане «Чеккони»[20], и он сказал мне что-то оскорбительное. Я сейчас не помню точно… что-то о женщинах, которым не нужно заниматься актерским мастерством, потому что они либо соответствуют образу и выглядят подобающе, либо нет. И прежде чем я смогла возразить, я заметила, как он оценивает другую девушку. Начался скандал. Это было ужасно. И когда я была уже в ванной комнате, туда вошла Джессика Старк, чтобы спросить, все ли со мной в порядке. Какая наглость! Это та самая, которая пыталась увести у меня Криса Кунана, я тебе рассказывала про нее. Ну не змея, а? Причем она понимает, что я прекрасно обо всем знаю. Итак, я стою и плачу в туалете, а она входит и говорит, что слышала все и что ей очень жаль. Это было так унизительно!

– Согласна, унизительно, – сказала я.

Ты повторила все вышесказанное, у тебя выступили слезы и лицо покраснело. Когда ты собралась начать историю заново, я подошла к тебе, помогла встать и проводила тебя до кровати. Я хотела спросить, видела ли ты Перрена в Ризоме, но вместо этого просто успокоила тебя.

– Утро вечера мудренее, – сказала я. – Не волнуйся. Я рядом.

За каждой ссорой с Рафаэлем следовало страстное примирение. Все, что он делал не так, впоследствии ты называла недопониманием. Позднее он извинялся перед тобой, а ты не помнила и половины из того, что произошло. Возможно, ты слишком остро реагировала; такое иногда случалось с тобой, когда ты употребляла алкоголь. Ты становилась глупой и подозрительной. Ты называла его своей родственной душой и собиралась выйти за него замуж.

Однажды в разгар одного из таких примирений ты вручила мне ключи от своей второй машины – серебряной «Теслы», гладкой, как пуля, и уговорила меня ее опробовать. Мне нравилось быть ее водителем и путешествовать по побережью, открывая для себя пляжные городки – Редондо, Манхэттен, Эрмоса – с их бургерными под названием «Ин-н-Аут», гавайскими хижинами с едой и небольшими тавернами, как будто поклоняющимися воде. Больше всего меня покорила Венеция с ее романтикой и точно выгоревшей в солнечных лучах чистотой. Прогуливаясь по набережной, я думала о жителях Мичигана, воображая их в виде сгорбившихся представителей семейства ракообразных, ползающих по улицам в своих парках, едущих в машинах и сидящих по домам. Здесь же ничего не было скрыто. Все было обнажено под солнцем, словно под вспышкой фотоаппарата.

Однажды днем, подойдя к кромке воды, я села на песок, скрестив ноги. Доносившиеся издалека звуки грохочущих и жужжащих скейтбордов приглушались шумом волнующегося океана, чья ласкающая пена, точно флиртующая кокетка, подступала к моим коленям. Я усмирила сознание, позволив себе раствориться в ощущении самобытности. В таком виде я как бы проникла в Источник, установив связь с душевным балансом. Мое бессознательное норовило просочиться наружу, и я позволила ему превратиться в сон наяву. Возможно, это океан навеял мысленные образы, связанные с водным погружением, поскольку в моих последующих фантазиях я ощущала блаженство от близости с китообразными, сидя верхом на них и бороздя тропические глубины.