Бумажная принцесса

вдруг на уроке рисования меня попросят его изобразить, будет от чего отталкиваться, –

весело отвечаю я.

Он издает какое-то мычание, подозрительно похожее на сдерживаемый смешок. Впер-

вые за все время я перестаю нервничать в его присутствии.

Оставшаяся часть поездки проходит быстро, даже слишком быстро. Когда в поле зре-

ния появляется пекарня, я даже чувствую что-то, похожее на разочарование. Бред какой-то,

потому что мне не нравится этот парень.

75

Э. Уатт. «Бумажная принцесса»

– Ты будешь возить меня каждое утро или сегодня просто исключение? – спрашиваю

я, когда Рид тормозит напротив «Френч-Твист».

– Все зависит от того, как долго ты будешь продолжать весь этот цирк.

– Это не цирк. Я зарабатываю себе на жизнь.

Я торопливо вылезаю из пикапа, пока он не отпустил очередную глупость или гру-

бость.– Эй, – окликает меня Рид.

– Что? – Я разворачиваюсь и впервые за все утро вижу его анфас.

Моя рука тут же накрывает рот. Вся левая сторона лица Рида, которую, как до меня

наконец дошло, он специально старался прятать, представляет собой один большой синяк.

Губа распухла. Над глазом виднеется рана, а на скуле кровоподтек.

– Боже мой, что с тобой?!

Я поднимаю пальцы к его лицу, не осознавая, что мои ноги сами унесли меня прочь

от пекарни, обратно к пикапу.

Рид уклоняется от моего прикосновения.

– Ничего.

Моя рука падает вниз.

– А выглядит совсем по-другому.

– Это тебе так кажется.

С мрачным лицом Рид уезжает, оставив меня гадать, чем он занимался прошлой ночью

и зачем позвал, если все равно не собирался сказать ничего важного. Но одно я знаю точно.

Если бы мне досталось так же, как ему, на другое утро у меня бы тоже было дерьмовое

настроение.

Вопреки здравому смыслу переживания о парне не дают мне покоя всю утреннюю

смену. Люси бросает на меня обеспокоенные взгляды, но ничего не говорит, потому что я

работаю усердно, как и обещала.

Закончив, я спешу в школу, но Рид мне нигде не встречается. Ни на дорожке, ведущей

к спортзалу, ни в коридорах, ни даже во время перерыва на ланч. Словно его вообще нет в

«Астор-Парке».

А когда заканчиваются занятия, меня уже ждет огромный лимузин. Дюран с нетерпе-

нием стоит рядом с открытой дверцей, так что мне даже не приходится разгуливать по пар-

ковке. «Это и к лучшему, – говорю я сама себе. – Размышления о Риде ничем хорошим не

кончатся».

Всю дорогу до дома я пытаюсь образумиться, но как только мы проезжаем через ворота

из кованого железа, Дюран дает мне новую тему для размышлений.

– Мистер Ройал хочет тебя видеть, – сообщает мне его низкий голос, когда машина

останавливается у парадного крыльца.

Я сижу с глупым видом, пока до меня, наконец, не доходит, что мистер Ройал – это

Каллум.

– Э-э-э, хорошо.

– Он в доме у бассейна.

– В доме у бассейна, – повторяю я. – Меня вызывают в кабинет директора, Дюран?

Он смотрит на меня в зеркало заднего вида.

– Не думаю, Элла.

– Звучит не слишком обнадеживающе.

– Хочешь, еще немного покатаемся?

– Но он не перестанет хотеть увидеться со мной?

Дюран качает головой.

– Тогда лучше пойду сейчас. – Я делаю театральный вздох.

76

Э. Уатт. «Бумажная принцесса»

Дюран едва заметно приподнимает уголок губ, что в его случае можно считать широ-

кой улыбкой.

Бросив рюкзак у просторного крыльца, я обхожу дом, чтобы попасть на задний двор,

пересекаю огромное патио и шагаю в самый конец участка. Три стены пляжного домика

сделаны из стекла. Но должно быть, они спроектированы как-то по-особенному, потому что

чаще всего ближняя к бассейну стена отражает, а не просвечивает.

Подойдя ближе, я вижу, что на самом деле это даже и не стены, а ряд раздвижных

дверей, и они открыты, впуская в дом ветерок с океана.

Каллум сидит на диване, лицом к океану. Он поворачивается, услышав шуршание моих

туфель по выложенному плиткой полу, и кивает в знак приветствия.

– Элла. Как прошел день? В школе все хорошо?

Не было ли мусора в моем шкафчике? Стычек в туалете для девочек?

– Могло быть и хуже, – отвечаю я.

Он жестом показывает мне сесть рядом с ним.

– Мария больше всего любила бывать именно здесь, – признается Каллум. – Когда все

двери открыты, то слышен океан. Ей нравилось вставать рано утром и наблюдать восход

солнца. Как-то раз жена сказала мне, что это как ежедневное магическое шоу. Солнце сни-

мает покрывало синей ночи, открывая такую палитру цветов, которую не в состоянии изоб-

разить ни один из величайших художников.

– Вы уверены, что она не была поэтом?

Мужчина улыбается.

– О, она была поэтом в душе. Еще Мария говорила, что ритмичные звуки волн, бьющих

о берег, – это настоящая музыка, самая гениальная и виртуозная.

И мы слушаем – шум прибоя, удары волн, которые бьются о камни, а потом скользят

обратно, словно их тянет назад невидимая рука.

– Здорово, – соглашаюсь я.

Из горла Каллума вырывался низкий стон. В одной руке, как обычно, он держит стакан

виски, а в другой сжимает – да так сильно, что побелели костяшки – фотографию темново-

лосой женщины с яркими, как сияющее солнце, глазами.

– Это и есть Мария? – Я показываю на рамку.

Каллум проглатывает ком в горле и кивает.

– Красивая, да?

Я тоже киваю.