Бумажные доспехи

Дурная рана была на руке — словно тонким молотком размозжили. Долго заживать будет. На лице ссадины были пустяковые, Морген просто промыла их и встала перед Донно, положив руки ему на плечи. Подправила потоки энергии, которые тугими неправильными узлами скручивались у висков и солнечного сплетения, немного согрела воздух вокруг.

Донно выглядел поломанным. Та струна, что Морген почувствовала в нем сначала, ослабла, не лопнув, но оказалось, что она единственно держала его собранным.

— Мы нашли место, где их прятали, — снова заговорил Донно. — Там… в котельной. Мы сами решили брать, чтобы не терять времени. У нас были артефакты полицейские, но… а Веретено совсем выдохся. И я… все прохлопал. Нас приложили и ушли. Все. Следы зачистили. Морген, я их всех убил. Как теперь их искать?

По этим обрывкам Морген мало что поняла. Донно торопился, глотая слова, потом замирал, выдавливая их. Смысл не складывался. Донно его и не хотел донести.

— Кого ты убил? — спросила она и взяла в ладони его лицо.

— Детей, — ответил он. — Я же не спас их.

Он смотрел вроде бы и на нее, но сквозь. Слишком устал.

Наверно, нужно было что-то успокаивающее сказать, но Морген не могла ничего придумать — да он и не ждал.

Она была разочарована. Сломался, сдался и мягкой тряпкой обвис у нее на руках. Чего он сейчас ждет? Зачем приехал?

— Я умер, Морген, — вдруг сказал он, взглянув ей в глаза. — Умер, и сам не заметил. Хожу тут среди вас. Наверно, от меня воняет, — парадоксально заключил он.

— Т-ты чего? — тихо спросила она, невольно потянувшись проверить потоки энергии вокруг его головы. Аура незаметно менялась, теряя цвета, проваливаясь кое-где темными пятнами.

Боль. Как ему, должно быть, невыносимо.

Морген даже представлять себе не хотела, каково.

Сама-то ведь тоже домой не поехала, слабодушно решила переночевать на работе. Просто чтобы не остаться одной со своими мыслями.

Морген шагнула вперед и обняла его, прижав его голову к груди.

Сухие глаза жгло, но слез не было.

Комарино жужжала под потолком лампа, в высоком окне, далеко-далеко за домами серело небо — через несколько часов рассвет.

От усталости, от накатившей печали, Морген едва стояла, чувствуя, что вот-вот колени станут трястись. Она прижимала к себе его голову, запустив пальцы в густые жесткие волосы, будто только это могло поправить все их беды. Донно сначала замер, потом осторожно обнял ее за спину, притянул к себе. В кольце его рук она показалась себе неожиданно маленькой — это она-то…

— Поехали домой, Донно, — сказала Морген.

Корни прошлого

Машина Донно была припаркована на стоянке; за одним из дворников дрожала под холодным утренним ветром записка: «Отзвонись, как чего. Алесь».

Ключи обнаружились в кармане, Донно не помнил, когда их клал туда — скорее всего, Алесь сунул.

— Можно, я поведу? — спросила Морген, сразу же забирая из его пальцев связку. — Куда тут нажимать?

Донно молча смотрел на нее, и под обыденными мыслями — «надо отобрать ключи», «смогу ли повести сам» — роились темные, сбивающие дыхание.

В конце концов, он поддался, снова шагнул к ней, загребая в объятия. Морген только вздохнула.

— Надо было, на самом деле, оставить тебя в отделении, — сказала она. — Я теоретически знаю, что при откатах следует делать, но…

— Ничего не надо, — ответил Донно, зажмуриваясь и дыша ее запахом. — Просто будь рядом, мне… нельзя оставаться одному. И не пугайся, если я буду бредить.

— Мне уже страшно, — пробурчала Морген и перестала сопротивляться, обняла его в ответ. — Ты знаешь, я замерзну сейчас, а ты едва сам согрелся. У меня есть права, и хоть я несколько лет не водила, в это время никого на улице нет, я буду осторожна. Пожалуйста.

— Хорошо, — сдался Донно, слишком уставший, чтобы спорить.

— Судя по всему, у тебя уже было такое? — спросила Морген, усаживая его на пассажирское сидение и мягко отцепляя его руки от себя. — Я имею в виду, откат от темной магии?

Звонко простучала каблуками по асфальту, обегая машину спереди. В ее голосе звучало только предвкушение, и Донно криво улыбнулся. Изнутри зарождалась дрожь — он действительно замерз. Но этот холод только отрезвлял, связывал его с реальностью.

— Да, — сказал он. — Несколько раз. Первый — от отца. Потом на работе бывало, но понемногу, не сравнить.

В их расползающемся прорехами мире равновесие было первым и самым главным условием использования магии.

Магия всегда была в резонансе с мирозданием — усиль напор, приложи не в ту сторону, и откатом будет прорвана материя пространства. Это называли темной магией. Она была запрещена, и в некоторых странах каралась смертной казнью. Стихийникам было проще — их природная магия не нарушала естественный баланс, не изменяла материю, им-то качнуть маятник равновесия практически никогда не удавалось, а вот рукотворные, тонкие плетения чар сделать могли это очень легко.

Получить бОльший эффект от заклинания — и успеть убраться с места, на которое придет откат, — темных магов до сих пор хватало.