Бумажные доспехи

— К-как это — «от отца»? — растерянно спросила Морген и резко вывернула руль, чтобы не въехать в ограждение парковки, потом сразу же — в обратную сторону, чтобы вписаться в ворота.

Донно пристегнулся, потом, стараясь не отвлекать Морген от дороги, пристегнул ее тоже. Откинулся на спинку, закрывая глаза.

Морген нервно смеялась, приноравливаясь к управлению, и ему вдруг стало все равно, въедет она куда-нибудь или они совсем разобьются. Недавнее чувство обреченности, мысль о том, что он уже давно умер, снова пришли к нему.

— Разве ты не слышала? — равнодушно спросил он. — В то время постоянно об этом говорили, да и сейчас есть те, кто помнит.

Морген покачала головой и, закусив губу, сосредоточилась на повороте. Донно посмотрел на нее из-под ресниц.

— Я расскажу потом, ладно? — мягко сказал он. — Слишком сложно.

— А ты кратко. Нам тут ехать четверть часа… н-наверно, — по крайней мере, столько это заняло в прошлый раз, когда Донно подбрасывал ее до дома.

Почему бы и нет, подумал Донно. Всего лишь старая пыльная история из прошлого. Почти все корни, которыми она прорастала в настоящее, Донно обрубил, а утрата магии окончательно поставила в ней точку.

— Мои родители оба маги. Были.

— Редкий случай.

— Ага, редкий. Мне так часто говорили. Тем более, что я унаследовал способности отца.

— Прямо унаследовал? — поразилась Морген и отвлеклась от дороги.

В семье магов редко рождались дети с сильным даром, и того, что какие-то особенности родителей переходили детям, практически не бывало. Законы генетики касательно магии давали обратный ход.

— Смотри вперед, — отозвался Донно. — Да, я был эмпатом, как и он. Нас даже приглашали несколько раз на экспертизы, пытались выяснить, что способствовало этой наследственности. Правда, до такого уровня, как он, я никогда не дотягивал. Во всех смыслах.

Он открыл глаза полностью и повернул голову, чтобы видеть выражение ее лица.

— Отец был членом управляющего совета Института. И еще наркоманом. Только не наркотики употреблял, а эмоции. Сначала понемногу, ему хватало того, что он от матери получал. Потом потребовалось больше. Он доводил ее до слез, унижал и пил ее боль. И слетел с катушек совсем. Да не может быть, что ты не слышала эту историю, — вдруг мрачно сказал он.

— Кажется, слышала, — неохотно призналась Морген. — Но я как раз поступала на высшую ступень, экзамены сдавала и мне тогда вообще ни до чего было. Гвинас, да? Но я почти ничего не помню. Если тебе не хочется, не рассказывай.

— Гвинас, — кивнул Донно. — Мой отец. Мы жили в отдельном доме, и поэтому никто не знал, что там творится. В одиннадцать выявили мой дар, а когда мне исполнилось четырнадцать, я убил отца. Потом нас с матерью накрыло откатом — и от того, что он постоянно делал с нами, и от той последней драки. Мне на самом деле повезло, я просто застал его врасплох.

Морген молчала.

— Я от него недалеко ушел. Но все время носил блокировки, чтобы не стать таким же как он. Но… бывало, сносило их, и я ловил дозы, плыл… но мне везло. Рядом оказывался Роберт, и отключал всю эту дрянь.

— Ясно, — сказала Морген. — Я не ожидала. Не думала, что все так. А твоя мать? Что с ней?

— Она жива. Я езжу к ней раз в неделю-две. Иногда ее выписывают, но последнее время улучшений нет.

За невысказанным Морген могла только угадать: мать Донно так и не оправилась.

— Она… в психиатрическом? — осторожно спросила Морген.

— Точно.

Сказав это, Донно закрыл глаза и молчал до самого дома.

Цветы и табак

Морген снились лютики — простые желтые цветы с глянцевыми лепестками. Они отчего-то наполняли ее рот, едкой горечью жгли язык и нёбо, и Морген все никак не могла отплеваться. Она задыхалась, пыталась руками вытащить их, но цветов было так много, и они лезли и лезли, пока Морген не поняла, что все ее нутро состоит из них, что они никогда не закончатся. Ее начало тошнить, и Морген упала на колени расцарапывая горло руками, и ужас захлестнул ее с головой.

Донно снилась старая веранда. Дверь в сад была приоткрыта, и бледные тени солнечного света лежали на серых досках пола.

Солнце едва пробивалось через слоистый белый туман, в котором тонули невысокие деревья. Джека не было, и Донно подошел к двери, чтобы выйти в сад. По-летнему пахло скошенной травой, в сыром душном воздухе предчувствовалась гроза.

Шагнуть за порог не удалось: тень мелькнула перед самыми глазами и в лоб уперся длинный худой палец.

— Вали назад, — сердито сказал Джек. — Куда ты лезешь?

Донно отступил, а Джек вошел, открыв дверь нараспашку. Устроился на подоконнике, и под его взглядом Донно медленно сел на кресло-качалку.

— Слушай, — печально сказал Джек, — может, ты прекратишь меня во сне видеть? Как-то раздражает.

— Я же не специально, — устало ответил Донно. — Я бы с большим удовольствием увидел вместо тебя…

Он осекся и замолчал.

— У, — сказал Джек. — Боишься назвать ее по имени?

Донно скрипнул зубами.

— Я не боюсь. Просто ее имя… не идет на язык… я не знаю, как это точнее сказать — не могу произнести, и все. Недавно, когда Морген спрашивала, я смог рассказать, но не произнести ее имя.