Бумажные летчики

244. Никто не знал, откуда он приехал. Они привыкли видеть этого старика на заднем дворе – он сидел за столиком под каштановым деревом и бесцельно перемещал фигуры на шахматной доске. Когда становилось темно, в свете плавающей свечи, словно две монеты, поблескивали его очки. Официантка, которая подавала ему яблочный чай, вроде бы слышала, как он с кем-то разговаривает – похоже, с каким-то молодым мужчиной. Кое-кто даже слышал, как другой голос отвечал, хотя некоторые утверждали, что говорил он сам. Даже в самые жаркие дни он плотно укутывался в шарф и кардиган – словно шел куда-то сквозь метель. Лето плавно перетекло в осень, они готовились убирать столики на зиму. Официантке было любопытно, где старик с шахматной доской будет сидеть зимой, но ей все некогда было спросить.

Как-то раз, уже собираясь закрываться, она заметила блеск очков за столиком под каштановым деревом. Подойдя ближе, она увидела, что он склонился над шахматной доской, глубоко погруженный в сон, совершенно как живой. Его увезли, и она, убирая со стола, нашла салфетку, на которой были нацарапаны какие-то загадочные знаки. Прочесть их она не смогла, поэтому салфетку выкинула. Люди оставляют много всего непонятного каждый день.

245. Половина первого. Ты дописал открытку. Остальные пассажиры все еще спят, лишь над дверью купе слабо светится ночник. За окном – неясные очертания гор проносятся мимо на фоне звездного неба. Ты мог бы находиться в любой точке мира. На Луне. Молчаливые лица вокруг принадлежат тьме.

А снаружи, в ночи, – твой верный спутник, призрак чужого воздуха и беспокойных снов, так близко, что стоит лишь прищуриться – и сможешь его увидеть. Он скажет тебе то, что ты хочешь услышать. У него нет права отказаться. Его черты никогда не застынут, никогда не окаменеют. По ту сторону окна мужчина склонился над открыткой, терпеливый, как сама вселенная. Он обещает, что, когда колеса остановятся и ты сойдешь по откидной ступеньке, вы с ним сольетесь воедино.

Скоро.

По ту сторону утра.