БУМАЖНЫЙ ПОСОХ

– И еще немало слов ответных возжелал получить Белобог от людей наших. Отвечая, припомнили люди сообща, что с тех самых пор, как прижился кузнец на взгорье, – ни святилища, ни избы, ни бани не горели. Что ни народ, ни животина не хворали с того времени. Урожай, радовал. Беды не навещали. Вороги не наведывались. Бабы, чад нарожали, – что котят. А ещё, вспомнили люди, что о чём бы ни попросили они кузнеца, всё он делал скоро да ладно. Что странный был, тоже, правда. Дверь никогда не притворял; с детьми малыми до сумерек разбеседовал; скарба не нажил, – так как мзды за труд свой не брал. Разве что, каравай хлеба, да молока крынку…

Старец молчал, мелко кивая головой, видно, переживая рассказанное. Я терпеливо ждал продолжения, невольно любуясь предзакатными небесами. Но старик, похоже, и не думал продолжать. Кряхтя, он поднялся с камня. Стряхнув приставший к штанине мох, повернулся ко мне спиной, вздохнул, и пошагал прочь.

– Дед, так отчего Ангелы плакали?

Старик остановился. Повернулся в пол оборота всем телом, и замер, глядя поверх моей головы. – А как им не плакать. Бог наш, обратно в небесный Ирий возвернулся. А их, видать, при людях оставил. Вот они сердешные и горевали.

– Какой Бог? И разве Бог может умереть?

– Неужто я не разъяснил? Бог то конечно не умер. Человек умер. Тот, в котором Бог наш – Сварог, пожить с людями одну человечью жизнь решил.

– Зачем?

– Известно зачем. Понять силился. Ответить, о чём сами спросят. Об испытаниях грядущих упредить. Может ещё, пособить в чём. Да мало ли ещё почему. Кабы знать…

– Так что – дед? – Выходит кузнец ваш, – Богом был? А потом умер?

– Нет. Кузнец Богом быть не может. Бог кузнецом был. А Бог не умирает.

А вот кузнеца у нас с тех пор не стало…

Старик притушил меж пальцами самокрутку, старательно ссыпал оставшийся от неё табак в мятый лоскут газеты и побрёл к тропе, спускающейся с холма.

Я смотрел на его широкую спину, не разгибающиеся в локтях руки, и…

– Слышь, мил человек, – вдруг вновь, раздался его голос, – а ты не кузнец, случаем?

ПРЕДНАСКАЗАНИЕ

Вопрос
порождает ответ.
Ответ
убивает вопрос.
По праву на правду праведный спрос,
хоть и вырос,
но не дорос.

В чёрные сиськи – дыры зефира,

бестактными тактами лязгов контактов,
круглые зевы тычут радары.
Но небо иссохло,
как нёбо Сахары.
Память истлела
невыбранной сетью.
Плоть разжирела
за собственной клетью.
Как жалкое жало беззубой гадюки,
безликие лики,
безрукие руки…

Штатные боги напялили тоги

и рубят слова на ликвидные слоги
на пафосном мраморе
гадко прегладком.
Венами генными дыбятся складки.
Вон у ворот
наипервый народ.
Звали мессию?
Это Россия.

Трепетным тремором вскинутся пальцы,

стон продевая,
в уши, как в пяльцы.
Так
чёрный луч
протыкает свет.
Под новым и ветхим, –
нетленный завет
Возлюби!
Но не любовью «би».
Не любовью «к».
И вообще не любовью
тел, дел и прочих «и».
Надписи
пред вратами чистилища:
Не пытайтесь
нанять адвокатов в судилище!
Фемида,
«по понятиям» не понимает!
Бог
кредиток не принимает!…

Смертные твари
сбились по паре
в гнезда и норы.
Дыбятся горы.
Все тронулись,
вниз,
за крутою кривою.
И музыка страшная
нотой восьмою.

Чуя,
как время сужает круги,
если зовут «помоги!» – моги.
Чёрные нимбы у глаз.
Не лги!
Не от себя, –
в себя беги.
Вольные волны
волею полны.
В кромешно-яркой
солнечной мгле
Сквозь
архи-времени сверх-расстояния
рушат порталы храмов незнания.
Слышишь? Необычайных,
мерную поступь
мер чрезвычайных.
Холодными искрами связей случайных,
жгущих вязи несвязных связей.