Бумажный тигр (I. - "Материя")

Специфический запах, приятный и отвратительный одновременно. Тигриное чутье, хранившее в памяти тысячи запахом Нового Бангора, потратило половину секунды, чтобы распахнуть нужный ящик в каморке воспоминаний, той, где хранились все ароматы.

…это было на четвертый год его заточения в Новом Бангоре. К исходу этого трижды проклятого года Лэйд Лайвстоун, верно, представлял собой жалкое зрелище. Отощавший нервический тип в грязном костюме, затравленно глядящий на море, которого никому бы и в голову не пришло бы назвать тигром. В тот год он исчерпал все свои планы, как самые дерзкие, рассчитанные на удачу и случай, так и самые сложные, которые он кропотливо создавал подобно огромному чертежу, силясь проскочить между тысячами невидимых щупалец его владетеля Левиафана. Тщетно. Все его надежды разбивались вдребезги, все мечты оборачивались никчемными обломками, все замыслы терпели одно поражение за другим – точно умывающиеся кровью пехотные цепи, вынужденные бесконечно отступать, не имеющие ни времени для передышки, ни рубежа, на котором можно было бы зацепиться.

Он сломался. У него еще не было когтей, которые в будущем сослужат ему хорошую службу, одни лишь алеющие кровоподтеки, опоясывающие его тело со всех сторон, которые еще не сделались въевшимися в шкуру тигриными полосами. Это был миг упадка, миг, когда он в полной мере ощутил беспомощность человеческого существа, вздумавшего состязаться с глыбой нематериальной протоплазмы, повелевающей пространством и временем. Клопа, бросившего вызов паровому катку. И что-то в душе, какая-то основательная и прочная ее деталь, которая принимала на себя нагрузку все четыре года, вдруг подломилась. Он послал все к черту. Купил на последние деньги бутылку дешевого бурбона в какой-то из забегаловок Клифа, выпил ее до дна в несколько глотков, и отправился в путь. Раз «Мемфида», проклятая морская странница, доставляющая на остров заключенных, не собиралась являться за ним, ничего страшного. Лэйд Лайвстоун – в ту пору это имя еще казалось непривычным ему, как сшитый неумелым портным костюм – предпримет это последнее путешествие на своих двоих.

Стояла глубокая ночь, время отлива. Океан отхлынул от пристаней, обнажив бурое, поросшее водорослями, мягкое подбрюшье и усеянные поросшими моллюсками валуны. Лэйд Лайвстоун ступил на него, как на обычную землю, и пошел прочь от острова, ни разу не оглянувшись, хоть ему и казалось, что на длинном пирсе стоит, глядя ему вослед, человеческая фигура, длинная и тонкая, как часовая стрелка. Еще один морок, еще один обман дьявольского, проклятого всеми богами, острова…

Он шел прочь, прямо по грудам пронзительно пахнущих водорослей, карабкался на острые валуны, не замечая порезов, шел за отступающим от суши морем, зная, что это его последняя прогулка. Через несколько часов океан вернется, грозно рокоча приливными волнами, схватит его и разотрет о камни, превратив в окровавленную ветошь, грязное тряпье, которым еще несколько дней будут забавляться лижущие мол ленивые волны в Клифе. Ну и плевать. Больше никаких фокусов, никаких иллюзий, только последняя прогулка под спелой холодной луной, прогулка в одну сторону…

Он не утонул и не был раздавлен волнами. Его не сожрало какое-нибудь рыщущее вокруг острова чудовище из свиты Танивхе. Иногда Он проявляет милость к дуракам, ищущим смерти. А может, просто привык заботиться о своих новых игрушках.

Преодолев милю или две, Лэйд, обессилев от нервного напряжения и выпитого бурбона, рухнул навзничь – и был затащен в лодку промышляющими под покровом ночи рыболовами. Этот случай подарил ему несколько хороших знакомств, а также обильный багаж воспоминаний и шрамов. Кроме того, он навек запомнил этот запах – гнилостный и в то же время свежий запах водорослей, по которым шел в ту ночь, хохоча во все горло, грозя небу кулаком и выкрикивая проклятья чертовому Левиафану…

В гостиную мистера Герни будто ворвалось море. Лэйд явственно ощутил пронзительную вонь ламинарий и сарграссум, острый тонкий аромат ульвы, валонии и кладофоры. Тяжелый запах подступающего моря, тревожный и умиротворяющий одновременно. Словно в прихожей уже бушевали волны, сгоняя в угол дорогую мебель и безжалостно сдирая толстые ковры…

Но моря не было. Одна только тяжелая фигура, замершая в дверях, слишком массивная, чтобы легко проникнуть внутрь. Кряхтящая, сопящая, лязгающая металлом туша с тяжелыми как у рака лапами и несоразмерно большой головой, напоминающей огромный котел возлегающий на мощном торсе.

Воган тонко вскрикнула, отшатнувшись к стене, Блондло заклекотал горлом, видно, его чудодейственные линзы разглядели то, что бессильны были разглядеть прочие, даже братья Боссьер на миг будто бы сжались, сделавшись меньше размером, позабыв про свои колючки, небрежно поставленные у стены.

- Добрый вечер, джентльмены! – пророкотало существо, грузно ворочаясь в проеме, - Отличный вечер, не правда ли? Прекрасный, прекрасный вечер!