Лейтон склонил голову, точно задумавшись. Избавившись от необходимости копировать человеческие движения, он быстро сживался со своим новым телом, кажется, находя удовольствие в его мягкой кошачьей гибкости. Хвост стелился над самым полом, то выписывай беспокойные петли, то замирая, точно змея.
— Ты прав, — произнёс он, — Но не видишь всего, Лэйд Лайвстоун. Когда он закончит здесь… Я имею в виду, закончит со всеми вами, подведя к закономерному итогу, ему понадобятся люди, чтобы навести здесь порядок. Те, кто хорошо знают устройство этого механизма изнутри. А я… Я — знаю. Пожалуй, перед тем, как навестить Крамби, мне придётся навестить и Розенберга. Слишком умён. Он догадался о том, что я понял с самого начала. А значит, неизбежно придёт к тому же выводу. Это значит… Да, на стол для переговоров мне придётся возложить три головы.
Лэйд покачал головой. Левая рука, которую он прижал к груди, была влажна. Ворот рубахи окровавленной тряпкой висел вниз, путаясь под пальцами. Боль впилась в кожу сотней крохотных зубов, и каждый из них казался то ледяным, то раскалённым добела. Но все эти досадные ощущения на миг исчезли, когда он усмехнулся.
— Вот за это мы, честные лавочники из Миддлдэка, и презираем дельцов вроде вас. Вы зашибаете бешеные барыши — при том, что не умеете делать того, что обычный лавочник привык делать сызмальства. Вы не умеете толком считать.
Пасть Лейтона распахнулась жутким подобием улыбки, в розовой глотке затрепетал язык.
— Вот как? Где же я ошибся в подсчётах?
— Четыре, — выдохнул Лэйд, — Вы должны были сказать — четыре головы.
Рефлексы Лейтона даровали ему многократное превосходство перед человеком, но даже они были бессильны, если их владелец не видел опасности. А он не видел — пока не стало поздно.
Банка разбилась о морду Лейтона почти без звона, лишь тихо хрустнуло стекло. Его тяжёлая переносица приняла на себя основной удар, точно крепостной контрфорс, но не смогла защитить морду. Розовая кожица, обтянувшая огромный череп, лопнула в дюжине мест, обнажая гладкую полированную кость. Один из глаз — тяжёлая злая луна — погас, превратившись в дёргающиеся влажные прожилки, утонувшие в глубокой впадине глазницы.
Лейтон взвыл от ужаса и боли. Резко подавшись назад, он врезался в уцелевший стеллаж и повалил его, даже не заметив. По его морде, разбавленная свежей кровью, стекала студенистая жижа с вкраплениями стеклянных осколков, веточек укропа и зубчиков чеснока. Кое-где висели, прилипнув к шерсти, жуткие раздувшиеся плоды, похожие на пульсирующие человеческие почки, которые Лэйд нипочём бы не узнал, если бы не их характерный цвет и мелкие пупырышки.
Пикули, подумал Лэйд. Мою жизнь спасла банка маринованных огурцов стоимостью два с половиной пенса.
Проклятье, которое выдохнул Лейтон из пасти, наполовину было кошачьим воем, разобрать в нём слова не смогло бы даже самое чуткое ухо. Но Лэйд и не стремился к этому. У него была иная цель.
Выточенные из полупрозрачной кости когти-серпы цапнули воздух в том месте, где он был, но непростительно опоздали. Этой секунды, полученной Лэйдом, было достаточно, чтобы сделать два коротких шага даже на раненой ноге.
Лэйд вонзил лезвие ножа в розовую шею, в ту её часть, где виднелось, ещё не скрытое шерстью, фиолетовое русло вен. Кожа, как он и предполагал, оказалась мягкой, даже дряблой. А кровь, хлынувшая из раны, вполне человеческой — красной.
Лейтон заверещал, пытаясь отпрыгнуть. Полуослепший, оглушённый внезапностью, он понадеялся на мощное тело, которое привык считать своим, но которое ещё не принадлежало ему в полной мере. Сильное, гибкое, выносливое, оно двигалось не так, как было ему привычно, и в этот решающий миг оступилось.
Лейтон врезался в стену, ожесточённо щёлкая зубами, но его шипение уже не казалось Лэйду шипением ядовитой змеи. Оно было испуганным и жалким, как шипение газа, выбирающегося из лопнувшего сифона. Лэйд оборвал его, вогнав нож ему под подбородок.
Он оказался прав, нож для бумаг оказался и в самом деле скверным оружием. Уже от второго удара его лезвие согнулось, едва не отломившись от черенка, но сейчас это уже не играло значительной роли. Не для мистера Лейтона.
Третий, четвёртый, пятый… Он раз за разом вонзал нож в раздувшуюся глотку. Иногда оно протыкало гортань, отчего раздавался громкий хруст. Иногда попадало в вену — и тогда лицо Лэйда окатывало горячей кровью со сгустками шерсти.
Лейтон выл, ожесточённо суча всеми лапами, но движения эти были бесконтрольными, почти хаотичными. За спиной Лэйда эти когти иссекали на части стеллажи, поднимали в воздух обрывки паласа, вышибали из стен буфетной доски. Один из этих слепых ударов едва не стал роковым для него — лишь втянув голову в плечи, он смог уберечь её от страшного удара, который, пожалуй, с лёгкостью отделил бы её от тела.