Бумажный зверинец

На второй день лунного месяца новое правительство приказало всем храмам кремировать тела. В храмах скрывались женщины, и многие из них умерли прямо там от голода и страха. По записям были кремированы сотни тысяч тел, хотя в это число не входят те, кто покончил жизнь самоубийством, прыгая в колодцы и каналы, сжигая себя или вешаясь во избежание более печальной участи…

В четвертый день лунного месяца на небе наконец появилось солнце. Тела лежали вдоль дорог, распухая под дождями, так что кожа становилась сине-черного цвета и натягивалась, как на барабане. От гниющей плоти стоял невыносимый смрад. Под жарким, нагревающим тела солнцем зловоние делалось еще более нестерпимым. По всему Янчжоу выжившие сжигали тела. Дым проникал в дома и вызывал отравление. Запах гниющей плоти можно было почувствовать за сотни ли.

* * *

Руки Тяня дрожали, когда он перевернул последнюю страницу.

– Теперь ты видишь, почему меня преследуют Кровавые капли, – сказал Сяоцзин уставшим голосом. – Маньчжуры настаивают, что резня в Янчжоу – не более чем миф, и любой, кто заговорит о ней, является изменником. Но вот свидетельство очевидца, которое показывает, что их трон стоит на фундаменте из черепов, плоти и крови.

Тянь закрыл глаза и подумал о Янчжоу с его чайными домами, где можно встретить ученых мужей, спорящих с певицами-красавицами о ритмических схемах, с его великолепными дворцами, где живут богато одетые купцы, только что отметившие завершение очередного успешного торгового сезона, с его сотнями тысяч жителей, которые радостно подымают тосты за здоровье маньчжурского императора. Они ведь не знают, что ежедневно, когда идут на рынки, смеются, поют и радуются тому, что живут в этом золотом веке, они ступают по костям мертвых, передразнивают своими криками последние стоны погибших и отказываются увековечить память беспокойных призраков? Он сам никогда не верил в те слухи, которые ходили о прошлом Янчжоу еще в его детстве, а теперь был абсолютно уверен, что большинство молодых людей в Янчжоу никогда не слышали о прошлом своего города.

Теперь, когда он узнал правду, мог ли он запретить призракам говорить?

Но потом он также подумал о тайных тюрьмах Капель крови, где применялись самые изощренные пытки, максимально отсрочивающие часы смерти, о том, что маньчжурские императоры всегда получали то, что хотели. Императорские знаменосцы поставили на колени всех китайцев, заставили брить лбы и носить косички в доказательство своего подчинения маньчжурам, а также не надевать свои ханфу, то есть ханьские одежды, а только маньчжурские платья под страхом смерти. Они оборвали нити, соединявшие китайцев с их прошлым, пустили их в свободное плаванье, лишили корней и памяти. Они были более могущественными, чем Нефритовый Император и Десять тысяч Небесных солдат.

Им будет так просто уничтожить эту книгу, уничтожить его, смиренного сунгуня, навсегда стереть память о нем, которая пройдет подобно легкой зыби на поверхности спокойного озера.

Пусть другие занимаются героическими делами, а ему просто нужно выживать.

– Извини, – сказал Тянь Сяоцзину низким и хриплым голосом. – Ничем не смогу помочь.

* * *

Тянь Хао Ли сел за стол, чтобы съесть миску лапши. Он приправил ее свежими семенами лотоса и бамбуковыми ростками. Запах был таким освежающим, идеальным для позднего обеда.

Царь Обезьян появился на стоящем напротив стуле: свирепые глаза, широко открытый рот, пурпурный плащ, говоривший о том, что он мудрец, равный Небу, восставший против Нефритового Императора.

Такое случалось довольно редко. Обычно Царь Обезьян говорил только в голове у Тяня.

– Ты думаешь, что ты не герой, – сказал Царь Обезьян.

– Все верно, – ответил Тянь, старательно пытаясь избавиться от защитных интонаций в своем голосе. – Я всего лишь обычный человек, который ищет хлебные крошки в щелях закона и радуется простой пище и нескольким медякам, которые остаются на выпивку. Я просто хочу жить.

– Я тоже не герой, – сказал Царь Обезьян. – Я просто делал, что должен, когда это было нужно.