Бумажный зверинец

Давай я расскажу тебе о том, как они пытались приготовить меня в алхимической печи Нефритового Императора, – сказал Царь Обезьян. – Я выжил только потому, что спрятался среди дыма и пепла.

И Тянь рассказал своим мучителям историю, как он помог Ли Сяоцзину сжечь эту бесполезную книгу, наблюдая, как она превращается в дым и пепел. Но он не помнил, где развел костер. Возможно, Кровавым каплям следовало бы внимательно осмотреть окрестные холмы.

Они прижигали его железными кочергами, нагретыми до белого каления.

Расскажи же мне что-нибудь, – кричал Тянь, вдыхая запах своего горелого мяса.

Давай я расскажу тебе о том, как сражался с Принцессой Железного Веера в Огненных горах, – сказал Царь Обезьян. – Я обманул ее, сделав вид, что в страхе убегаю.

И Тянь рассказал своим мучителям историю о том, как он посоветовал Ли Сяоцзину бежать в Сучжоу, где тысячи аллей и каналов, а также изящных полированных вееров.

Они по одному отрезали все его пальцы.

Расскажи мне что-нибудь, – хрипел Тянь. Он очень ослаб от потери крови.

Давай я расскажу тебе о том, как на меня надели волшебную головную повязку, – сказал Царь Обезьян. – Я почти лишился сознания от боли, но не перестал крепко выражаться.

И Тянь плюнул в лицо своим мучителям.

* * *

Тянь очнулся в темной камере. В ней пахло плесенью, мочой и экскрементами. В углу пищали крысы.

Истязатели сдались, и завтра его казнят. Это будет смерть тысячи порезов. Опытный палач может сделать так, что жертва будет страдать часами, прежде чем испустит дыхание.

Я ведь ничего не сказал? – спросил он Царя Обезьян. – Не могу вспомнить всего, что я болтал.

Ты рассказал им много всего, но ни слова правды.

Тянь подумал, что он должен быть счастлив. Смерть станет освобождением. Но он переживал, что сделал так мало. Что, если Сяоцзин не добрался до Японии? Что, если книга упала в море? Если бы только можно было спасти книгу, чтобы она не была потеряна.

Рассказывал ли я тебе о тех временах, когда я бился с господином Эрланом и вводил его в заблуждение, меняя форму? Я превращался в воробья, рыбу, змею и, наконец, стал дворцом. Мой рот стал вратами, глаза – окнами, язык – статуей Будды, а хвост – флагштоком. О, это было так весело! Никакие демоны господина Эрлана не могли узнать меня за этой маскировкой.

Я умею играть со словами, – подумал Тянь. – В конце концов, я сунгунь.

Он услышал, как в отдалении от тюремных камер поют дети. Превозмогая боль, он подполз к стене с узким, закрытым решеткой окном и позвал:

– Эй, слышите меня?

Песня оборвалась. Через некоторое время пугливый голос произнес:

– Нам запрещено болтать с осужденными преступниками. Моя мать говорит, что они опасные и сумасшедшие.

Тянь засмеялся.

– Я действительно сумасшедший. Но я знаю несколько очень славных песенок. Хотите тоже их выучить? Они об овечках и жемчуге и о прочих интересных вещах.

Дети посовещались между собой, и один из них сказал:

– А почему нет? У сумасшедшего, наверное, очень хорошие песенки.

Тянь Хао Ли собрал все свои силы и волю в кулак. Он подумал о словах в той книге:

Так втроем они гнали пленных, как собаки овец. Если пленные медлили, их били до смерти. Женщин связывали веревками, как жемчуг в ожерельях.

Он подумал о маскировке, о том, как различаются тона в мандарине и локальном тополекте, – и поэтому он мог придумывать игру слов, приблизительные значения, рифмы, менять слова и преобразовывать их так, чтобы никто ничего не узнал. И он начал петь:

Так втроем они жрали блины,
Как собаки овец.
Если блины сильно медлили,
То до смерти пили.

Женьшень свисал на веревках,

Как жемчуг в ожерельях.

И дети, обрадованные такой бессмыслице, быстро подхватили песню.

* * *

Они привязали его к столбу на подмостках и сорвали всю одежду.