Бумажный зверинец

Тот факт, что мы никогда не получим исчерпывающие, идеальные знания, не лишает нас морального права становиться судьями и противостоять злу.

* * *

Виктор П. Лоэнсон, профессор истории Восточной Азии, директор Института исследований Восточной Азии, университет Калифорнии в г. Беркли:

Меня называли отрицателем исторических фактов, а также более обидными прозвищами. Но я не принадлежу к японским реакционерам, которые считают, что Отряд 731 является мифом. Я не говорю, что там ничего не происходило. Я просто хочу сказать, что, к сожалению, у нас недостаточно свидетельств, чтобы уверенно описать все, что там было.

Я очень уважаю Вэя, и он остается одним из моих лучших студентов. Но, на мой взгляд, он отрекся от ответственности историка – сделать все возможное, чтобы истина не была опутана сомнениями. Он перешел ту черту, которая отделяет историка от активиста.

Мне кажется, что природа этой борьбы не идеологическая, а методологическая. Мы боремся за то, из чего состоит доказательство. Историки, обучавшиеся в западной и азиатской традициях, всегда полагались на документальные свидетельства, однако доктор Вэй сейчас выдвигает принцип главенства свидетельств очевидцев, и даже не современников, прошу заметить, а свидетелей, наблюдающих вне потока времени.

В этом подходе видится очень много проблем. У нас богатый опыт, пришедший из сферы психологии и юриспруденции, опыт сомнения в достоверности рассказов свидетелей-очевидцев. Кроме того, нас серьезно заботит сама природа одноразового применения процесса Кирино, который, похоже, уничтожает сам объект исследований и стирает историю, несмотря на то, что он претендует на возможность увидеть историю воочию. Вы буквально лишаете нас возможности вернуться в тот момент времени, который уже был просмотрен, пережит и, значит, использован другим свидетелем. Если свидетельство каждого очевидца не может пройти независимую проверку, как же полагаться на этот процесс в качестве источника исторической правды?

Я понимаю, что с точки зрения сторонников доктора Вэя непосредственный опыт личного наблюдения разворачивающейся перед глазами истории не дает повода для сомнений в тех свидетельствах, которые оставили неизгладимый след в сознании свидетеля. Однако для остальных этого попросту недостаточно. Процесс Кирино требует определенной веры: те, кто стал свидетелем неописуемого, не сомневаются в его существовании, однако эту ясность невозможно передать всем остальным. И так мы застреваем в тупике современности, пытаясь хоть как-то понять прошлое.

Доктор Вэй завершил процесс рационального исторического поиска и сделал из него разновидность личной веры. То, что увидел один свидетель, больше никогда не увидит никто другой. Это сумасшествие.

* * *

Наоки, фамилия опущена, офисный работник:

Я смотрела видеоролики со старыми солдатами, которые якобы признались в этих ужасных вещах. Я им не верю. Они плачут и говорят так эмоционально, как будто они сошли с ума. Коммунисты хорошо умели промывать мозги, и это, несомненно, результаты их коварного плана.

Я помню, один из этих стариков описывал доброту своих охранников-коммунистов. Добрые охранники-коммунисты! Если это не свидетельство промывки мозгов, то я уж не знаю, что вообще можно назвать таким свидетельством!

Казу Сато, домохозяйка:

Китайцы хорошо умеют делать только одно – лгать. Они лгут, когда готовят еду, лгут со своими Олимпийскими играми, приводят ложную статистику. Вся их история – одна сплошная ложь. Этот Вэй – американец. Однако он еще и китаец, поэтому ему вообще нельзя доверять.

Хироши Абе, военослужащий в отставке:

Солдаты, которые «покаялись», опозорили свою страну.

Журналист: Из-за того, что они сделали?

Из-за того, что они сказали.

* * *

Иенага Ито, профессор восточной истории, университет Киото:

Мы живем в эпоху, когда ценятся подлинные личные рассказы, которые чаще всего принимают форму мемуаров. Свидетельства очевидцев являются непосредственными и реальными, что волей-неволей заставляет им верить, и мы считаем, что правды в них больше, чем фантазии. Но, как это ни парадоксально, мы также готовы уцепиться за любое фактическое отклонение и несогласованность в таких повествованиях и объявить их вымыслом целиком и полностью. Есть в этой динамике печальная тенденция «всё или ничего». Мы должны признать прежде всего, что такое повествование неизменно является субъективным, однако это не значит, что в нем не может быть истины.