Заключенных, которые по прибытии в Сидней совершали те или иные проступки, ссылали в еще более глухие и пустынные места. Так появились новые колонии — на Тасмании и в нынешнем Квинсленде. Всюду местных жителей оттесняли в глубь страны, снова и снова они познавали насилие, болезни, страдания. Привлеченные слухами о превосходных пастбищах для скота во внутренних областях страны, в Новый Южный Уэльс стали прибывать и свободные переселенцы. Спеша сделать колонию экономически самостоятельной, губернатор охотно по дешевке продавал им землю; многие заключенные, отбыв свой срок, в награду за примерное поведение получали в дар обширные земельные площади. Наиболее предприимчивые субъекты обходились без дарственных и купчих, они просто шли со своими стадами на запад и по своему усмотрению занимали землю.
Никому не было дела до того, что страна издревле населена различными племенами, которые не смогут существовать, если исчезнет дичь и будут отняты немногочисленные колодцы и источники…
Многие аборигены поначалу только обрадовались новой «дичи» — овцам и коровам; ведь коренные жители ничего не знали ни о животноводстве, ни о частной собственности. К своему удивлению и возмущению, они скоро обнаружили, что поселенцы смотрят на дело иначе. Начались «карательные экспедиции»: выбрав погожий день, все белые мужчины района собирались и устраивали облаву на аборигенов, пойманных убивали. (Такая охота происходила в Австралии вплоть до тридцатых годов нашего столетия!) Постепенно белые перешли к систематическому истреблению коренных жителей. Выследить и застрелить всех было трудно, и колонизаторы прибегали к более эффективному и безопасному способу: они подбрасывали аборигенам отравленную пищу, словно крысам.
Аборигены мстили как могли; по примеру колонизаторов они не делали различия между правым и виноватым. У них не было организации, военного искусства они не знали, а потому просто подкрадывались к врагам ночью или бросались на них из засады. За это их назвали коварными и трусливыми. Иногда племя, изгнанное из своей области, поневоле вторгалось во владения другого племени, вытесняя или истребляя его. Своими злодеяниями белые поселенцы подчас вызывали подлинную цепную реакцию схваток среди окружающих племен. И заявляли после этого, что-де аборигены без войны не могут, даже между собой в мире не живут. Лишнее основание объявить этих «коварных и кровожадных» аборигенов вне закона!
Один антрополог, посетивший Австралию в восьмидесятых годах прошлого века, приводит пример, ярко рисующий отношение поселенцев к коренному населению. Он решил собрать черепа для исследования и спросил одного овцевода, не знает ли тот места захоронения аборигенов.
— А сколько черепов вам надо? — в свою очередь спросил фермер.
— Возможно больше.
Фермер кивнул, взял свою винтовку и сел на коня. Антрополог заподозрил неладное и деликатно осведомился, где находятся черепа. На это фермер бодро ответил, что черепа пока находятся на плечах туземцев, но все будет в порядке — он достаточно меткий стрелок. И овцевод был очень удивлен, что антрополога такой способ сбора не устраивает…
Сто лет назад Англия перестала отправлять преступников в Новый Южный Уэльс, но уже задолго до этого вольные поселенцы оказались в большинстве, и число их росло с каждым годом. Аборигенам было просто некуда отступать, а сопротивляться — бессмысленно. Оставалось покориться. Это отлично устраивало поселенцев — лишь бы удалось «цивилизовать» аборигенов настолько, чтобы они работали на колонизаторов. Блага цивилизации, на которые мог рассчитывать коренной австралиец, ограничивались скудной одеждой и однообразным питанием: баранина, чай, сахар. Но многие аборигены были рады и этому. Правда, белые хозяева требовали, чтобы они за такое «жалованье» весело и бодро работали с рассвета до ночи. Отсутствие трудового энтузиазма возмущало хозяев. Ясно: аборигены глупы, не могут приспособиться к новым условиям. Но других рабочих, которые довольствовались бы столь малым вознаграждением, не найти, вот почему и поныне в наиболее глухих местах на фермах овцеводов трудятся коренные австралийцы.