Бумеранг, или Несколько дней из жизни В.В.

«Троллейбус дальше не идёт, конечная, — прогудел баритоном мужской голос радиоинформатора, — просьба освободить…» Виктор Викторович вышел. Огляделся. Преследователей не было… Ещё не было! Пока нет, отметил он. Но уверен был, Система уже работает. Его ищут. Нужно где-то гаситься.

Район был не то что не знакомый, вообще не презентабельный. Хотя, поодаль празднично высились чистенькие, разноцветные жилые многоэтажки, как украшение в куче мусора. Москва! Окраина! Но сеял мелкий дождь. Было прохладно. Троллейбус неуклюже объезжал круг разворота… В сторонке виднелся убогий ларёк «Пиво. Сигареты. Хлеб», «загорали» таксисты на стареньких Жигулях, подъезжали и отъезжали разукрашенные рекламой автолайны. Приехавшие, раскуривая сигареты, сплёвывая под ноги, сразу же уходили в сторону жилых многоэтажек. Лица у всех были тяжелые, озабоченные… Не как там, в Кремле. Глядя под ноги, уходили. А ему идти было некуда. Но прятаться было нужно, не просто нужно, а быстро прятаться, жизненно необходимо.

Дождь.

Виктор Викторович съёжившись, прошёл под крышу остановки… Обречённо сунул руки в карманы. Под навесом мелкий дождь не «доставал».

— Товарищ, извините, у вас не найдётся десять рублей, в смысле полтинничка, на пузырёк? — Рядом стоял бомжеватого вида тип в тёмной от дождя куртке с чужого плеча, мятых брюках и тёмных от дождя растоптанных кроссовках, на голове криво нахлобучена тёмная спортивная шапочка «Adidas», на щекастом лице улыбка и маленькие глазки. Волос на голове давно не мыт и не стрижен, на лице щетина. Маргинал. А запах от него… Ффу! Таких знакомых у премьера никогда не было. С такими он никогда не встречался, ни в этой, ни в той жизни. Разве что только по «ящику», иной раз, в мыльных ментовских сериалах. Про жизнь низов. Но в этот момент, возможно, это было спасением для беглого премь… Виктора Викторовича.

— Десять рублей? — У него никогда с собой никаких денег не было, может быть кроме платиновой карточки, но это тогда было, раньше, а теперь, он вспомнил, пришёл в себя. — А, в смысле… — и полез в карман.

Уже через несколько минут премьер, осторожно оглядываясь, позволил себе пройти с тем типом без возраста «в дом», как предложил тот, «Что мы здесь с вами, прости Господи, как бездомные какие будем», сказал он. Домом оказался подвал на заброшенной промзоне. Её пустые окна и перекрытия без стен выше шестого этажа, голыми столбами уходили к облакам, вместе с разбитым забором, украшали собой невзрачный ландшафт микрорайона. Спустившись в подвал, Виктор Викторович отметил, что идут они уже двумя этажами ниже уровня. В полутьме. Свет поступал через недостающие плиты перекрытия, и разобранные перегородки. Шли какими-то техническими коридорами, переступая через горы мусора, груды разбитых бетонных плит, производственного и строительного хлама. В иных местах попадались пыльные разобранные механизмы, «голые» станины со штырями крепёжных болтов в бетоне, короба с обрывками кабелей. Запах в подвале был затхлым, пыльным, с густой примесью человеческих испражнений. Вскоре стало попахивать и дымком, натуральным, костровым. Шли. Странным образом, но Виктор Викторович не боялся.

Правда в одном месте он едва не упал, споткнувшись о какую-то трубу, лежащую поперёк, под ногами, чертыхнулся, хватаясь за пыльные стены. Маргинал даже не обернулся, только произнёс: «Осторожно. Тут крысы иногда попадаются, не раздавите…». Вошли наконец в небольшое пустое бетонное помещение, где было тепло, сухо, в центре горел небольшой костёр, в одном углу лежали грязные матрасы, ворохи одежды, на растянутой из угла в угол верёвке сушились предметы женского и мужского нижнего белья. В дымном чаду от костерка и сигарет, сидела женщина, тоже внешне без возраста, с сигаретой во рту, накрашенными губами, щурясь от дыма, помешивала ложкой в котелке, висящим над огнём.

— Во, познакомься, Марина, это… — воскликнул ей тип, с вопросом поворачиваясь к гостю…

— Да просто, Викторович, — назвал своё отчество премьер.

— Во, это, значит, Викторович, будем знакомы, а это моя нонешняя подруга, Марина. А я, значит, Петро. То есть Пётр Иванович. Бомж. И она тоже. А в той жизни, советской, я — столяр-краснодеревщик. А фамилия у меня как у всей России — Ивановы мы. В смысле я. Кстати, я теперь внештатный член Политсовета самопровозглашённой партии Ивановых «За единство». Вот пройдём в Думу, покажем этим сволочам… разным. Случайно не слышал про нас? Как же? Короче, проходи, друг, будь как дома.