Выпить удалось только по одной. Виктор Викторович даже не пригубил (как такое пить?), размышлял что теперь делать дальше, но возникший в отдалении шум, заставил Петра и Марину с криком «атас, менты», вскочить, втроём пустились в бегство. Облава! Естественно, попались в западню. И не они одни. Таких, в этом здании, вдруг оказалось много, человек шестьдесят. Не разбираясь, полицейские с азартом обработали бомжей дубинками. И слева, и справа… Виктор Викторович попытался было защищаться, но это усугубило. Когда «менты», заломив руки и вывернув карманы открыли его удостоверение, немедленно отпустили. «Извините, ошибочка вышла, товарищ капитан. Бывает. Мы подумали… А вы на работе?» Отпустили и Петра с Мариной. Других поволокли на выход.
Стеная и охая, троица вернулись к порушенному очагу, оборванной верёвке…
— Суки! Ментовня поганая! — Ругался бомж Пётр Иванов.
— Они не должны были так, — массируя больные места, возмущался Виктор Викторович. — Это превышение должностных полномочий. Нарушение прав личности. Полицейские так себя вести не должны. Не имеют права. Такое нужно пресекать. Нужно сообщить Нургалиеву, пусть он…
Бомжи замерли, скептически скривив лица, с интересом слушали: во, даёт.
— Ты прямо как этот, как адвокат по ящику чешешь. Как доцент.
— Ага, юморист, дядя. — Хмыкнула женщина без возраста. — Не юрист, случайно?
Кривясь от боли в спине и руках, Пётр с улыбкой хлопнул гостя по колену.
— Витёк, ты, это, скажи спасибо, что менты в обезьянник не закатали. Прошлый раз мы с Марой сколько там суток парились?
— Трое… трое суток, как с куста. А ты правда капитан? — спросила женщина. — Мент, что ли?
Виктор Викторович не вслушивался, ему нужно было уходить. Срочно! Полицейские видели его удостоверение, по рации примут сообщение, или в участке на листочке прочтут объявление «Внимание! Розыск!», вернутся обратно. Тогда уж точно не поздоровится. Это конец.
— Я не мент, я пожарник. — Сказал он.
— А, пожарник?! Тогда это…
— А что ты здесь делаешь, пожарник? Ты у нас новенький что ли? Мы всех здесь местных знаем. Свои ребята. Или заблудился?
— Не, Мариночка, у него дома, наверное, проблемы… — Паясничая, пьяненько пошутил новый знакомый. — Проблемы с бабой, да, Витёк? Не дала? Колись, здесь все свои. С супругой поругался, или по службе, а?
— Да… — Виктор Викторович замялся, неопределённо пожал плечами. — Мне идти надо.
— О, тогда на посошок. За это и выпьем.
Собеседники выпили, премьер только понюхал, сморщился. Пётр удивлённо вскинулся:
— Чё, мало? Щас долью!
— Нет, я зашился. Мне нельзя. Не идёт. — Нашёлся премьер.
— А, зашился?! Молодец! Святое дело. Тогда мы, это, за твоё здоровье… — Выпил, и потянул Виктора Викторовича за пуговицу пиджака. — А давай споём. — И не дожидаясь ответа грубым голосом затянул. —
Его подруга с готовностью подхватила неожиданно тонким, плаксивым голосом:
Гость, прерывая песню, быстро поднялся, «хозяева» недоуменно смотрели снизу.
— Спасибо, я пошёл.
— Ты чё? Ты это, может помочь чем надо, пожарник? Не стесняйся. Колись. — Пётр добавил себе из бутылки, выпил, занюхал выпитую водку рукавом.
— Ага, колись, мужик, — икнув, заметила дама. — Полегчает.
Виктор Викторович подумав, «раскололся», поведал, что его ищут менты, что ему нужно где-то, в надёжном месте, перекантоваться пару- тройку деньков. А где, он не знает.
— Взяточник, что ли? Так мы знаем, — всплеснула руками женщина. — У Коня!
Её «боевой» друг, Пётр, с жаром поддержал.
— Точно. Это мой земляк, Сивоконь его фамилия. А работает он сторожем у олигарха. Конь. Истинно Конь! Козёл. И олигарх его тоже козёл.
— Да не олигарх он, а местный прокурор. Конь у него на коттедже работает. — Скривив лицо, оспорила женщина. — Начальником по охране и безопасности. Бывший мент. Потому мы туда не ногой. А тебе можно, раз, ты, говоришь, этот… пожарник.
— Ага, Конь вот такой мужик, свой. Хотя и деньги, пидор, любит, и баб, конечно. Не говоря про водяру. Я ему щас позвоню. — Сказал он и достал из какого-то потайного кармана объёмной куртки сотовый телефон…
— Только мне бы незаметно так, чтобы менты не узнали. — С удивлением глядя на сотовый телефон в грязных руках бомжа, признался Виктор Викторович.
— Не боись, дядя. Ты там будешь как у Христа за пазухой. — Размахивая руками и расплёскивая остатки водки из стакана, рассуждала пьяненькая Марине. — Я тебе говорю.
Там ни одна сволочь тебя искать не будет. Не то что здесь. Никакого шмона. Никаких этих, облав, с перекличками. Курорт, в общем. У прокурора неприкосновенность. И у тебя, значит, такая будет.