Бумеранг, или Несколько дней из жизни В.В.

— Чего? — прохрипел главврач, блестя очками. Голос в трубке был незнакомым, чуть хриплым, искажённым, с космическим эхом, как с того Света. Главврач повторил. — В курсе чего?

— Денег, естественно. Уже в курсе, спрашиваю?

— А, денег?! В курсе… Только я не пойму, мы не поймём, от кого, как нам вас…

— Тебе, уважаемый, это знать не нужно. — Перебил голос. — Ты, главное, деньги истрать на лекарства для детей и на какое необходимое оборудование, и всё.

— О! Большое спасибо! Огромное! И от себя, и от…

— Послушай, сынок, и запомни главное, — снова холодно прервал голос, — если тобой или твоими коллегами хотя бы один рубль, или цент здесь, или за границей будет истрачен на личные нужды, или на сторону, ты даже пожалеть об этом не сможешь, потому что не успеешь, и все сопричастные к этому тоже. Вплоть до близких и дальних родственников. Ты понял?

От обиды и испуга, больше от испуга, главврач находился уже в полуобмороке, видела зам по финансам, размышляя, успеет ли корвалол начальнику дать.

— Да как вы смеете… Мы, конечно, не… — Голосом осипшего сельского петуха, прокричал главврач.

Абонент вроде этого и не заметил.

— Вот и хорошо. Мы проследим. — Ответил голос. — Помни. Как говорил Медведев, бывший президент: жизнь лучше, чем смерть. Договорились?

— Договор…

Космический голос резко перебил:

— Вот и хорошо. Помни. — И голос в телефоне исчез.

Главврач с трудом разогнул руку. Положил трубку телефона, разжал пальцы.

— Это они, инвесторы? Мы значит сможем и машину новую вам прикупить, и кв…

— Нет! — подскакивая, взвизгнул главврач. — Ни в коем случае. Понимаешь ты, курица, старая, это же не государство, это мафия… Мафия, понимаешь? Мафия! Мафия нам деньги перевела, бандиты. Они не простят. Они проследят. Они…

Побелев лицом, с выпученными глазами, не столько от неожиданного перевода её в статус «курицы», сколько от определения «мафия», замша немо прижала руки к горлу.

— Ни одной копейки, ни цента… — Рубя рукой воздух, кричал главврач. — Если мы жить хотим… Так сказал этот. — Главврач указал глазами на телефон. Замша проследила круглыми глазами…

Образовалась пауза. Немая, пустая, тревожная.

— Но Медведев кажется говорил по-другому… — что-то припоминая, вымолвил наконец главврач.

— Медведев? Это звонил Дмитрий Анатольевич? Сам? — Теперь у замши голос сел.

— Нет, дура. Извини меня. Это не Медведев! Это другой… Медведев вроде говорил, «свобода лучше, чем несвобода» или… Вспомни, про что он говорил…

— Он говорил про… свободу вроде… что она лучше…

— Вот! — Воскликнул главврач. — А этот сказал, что жизнь лучше, чем…

— Несвобода?!

— Чем смерть! — Простонал главврач.

— Господи! Кому смерть?

— Да всем, кто хотя бы рубль, цент или что там…

— Да мы и не собирались, мы только… на лекарства.

— Вот, и никуда больше. Никуда. Никакого распила. Только дети и… дети! Запомни! Я сказал!

9

День за днём шли, уходили, как воздух из проколотой шины, с шумом и нервами, а Виктор Викторович, вновь испечённый гражданин Российской Федерации Николай Петрович Листов, уже имея на руках паспорт российского гражданина, паниковал — что дальше-то делать, что? До дрожи нервничал, мысленно едва не рыдал, пытаясь выстроить хоть какой-нибудь внятный для себя план если не возвращения на прежнее место в стране — сейчас, сегодня, завтра, — то хотя бы мести. Жёсткой, жестокой, однозначной, и не только «этому», подставному клоуну, но и всем сопричастным, включая и всех бывших своих советников, министров, губернаторов, чиновников. Они что, слепые? Они не видят разницу, они не слышат её… А жена, дочери? Неужели жена не заподозрила разницу, она же его знает как облупленного, а дочери… Нужно позвонить им, решил он. И первой, конечно, жене… Но опомнился, — нельзя, нельзя! — его же сразу засекут, засекут, там же всё под колпаком. Все её разговоры на прослушке, особенно теперь. Там ФСБ, там ФСО, там… И дочерям звонить нельзя. И Шойгу нельзя, и Сильвио, и Шрёдеру, и Меркель, и… Кому? Ни-ко-му! Никому! Что делать? Что?

Гости пузана и он с ними, сидели в огромной, по царски шикарно обставленной гостиной, с высоченным потолком где-то под десять метров, и шириной в длину не меньше баскетбольной площадки, как показалось Виктору Викторовичу, под огромной хрустальной люстрой, свисающей с потолка, за большим десертным столом, ели фрукты, пили Киндзмараули, смотрели огромный экран телевизора, на котором показывали демонстрацию смены президентов, когда откровенно смеялись, когда и усмехались. Если бы не передача, они бы могли увидеть «скрученное» переживаниями, побелевшее лицо и безумные глаза «переводчика». Но они были заняты, пили вино, смотрели телевизор.