Бумеранг: Как из развитой страны превратиться в страну третьего мира

Идея учреждения офшорного банка принадлежала ему. По его словам, немецкое руководство IKB ухватилось за нее, «как ребенок за конфету». Он создал банк в то время, когда владельцы облигаций получали более высокую доходность: банку Rhineland Funding хорошо платили за риск. Поскольку финансовые рынки не желали замечать тучу на горизонте, к середине 2005 г. цена риска резко упала, и, соответственно, упала доходность облигаций, обеспеченных американскими потребительскими кредитами. По словам Ретига, он пошел к начальству и сказал, что, если им стали платить гораздо меньше за риск по этим облигациям, IKB следует искать другие пути получения прибыли. «Но они наметили себе сумму прибыли и хотели получить ее. Чтобы получить ту же самую прибыль при более узком распределении риска, они попросту должны были покупать больше облигаций», — говорит он. Руководство, добавляет он, не желало его слушать. «Я показал им, что рынок разворачивается, — говорит он. — Но все это выглядело так, словно я отнимал у ребенка конфетку. Я стал врагом». Когда он ушел, за ним последовали многие другие, и штат инвестиционных сотрудников сократился, но инвестиционная деятельность резко активизировалась. «Половина оставшихся сотрудников, обладающая примерно третью опыта, удвоила инвестиции, — говорит он. — Им приказывали покупать».

Ретиг продолжает описывать то, что выглядело как скрупулезно продуманная и сложная инвестиционная политика, а на деле оказалось бессмысленной, основанной на правилах стратегией. «1КВ мог оценить CDO с точностью до одного базисного пункта», — сообщил один восторженный наблюдатель журналу Riskв 2004 г. Однако это было бессмысленно. «Они, например, с мелочной дотошностью выясняли, под кредиты какого низкокачественного оригинатора выпущены эти CDO, — говорит Николас Данбар. — Они предпочитали не связываться с кредитами First Franklin, но принимали Countrywide. А разницы не было никакой. Они спорили об облигациях, которые впоследствии упали со 100 % [номинал] до 2–3 % [от номинала]. Все, что они делали, это покупали облигации, которые падали до трех, а не до двух». Если облигации, которые предлагали фирмы с Уолл-стрит, удовлетворяли правилам, установленным экспертами IKB, они тут же без дополнительной проверки отправлялись в портфель Rhineland Funding. А облигации становились все более рискованными, потому что кредиты в их основе становились все более и более безумными. По словам Ретига, после его ухода в IKB осталось только пять инвестиционных специалистов, причем все моложе 30 и у всех лишь по паре лет опыта. И эта молодежь была одной из сторон сделок, искусно выстроенных Goldman Sachs для торговли за свой счет, а также другими крупными фирмами с Уоллстрит — для чрезвычайно умных хедж-фондов, которые собирались играть против рынка низкокачественных облигаций. Согласно Ретигу, портфель IKB вырос с $10 млрд в 2005 г. до $20 млрд в 2007 г., «и рос бы дальше, но им не хватило времени. Они продолжали покупать, даже когда рынок рухнул. Они хотели дойти до $30 млрд».

К середине 2007 г. уже не только Goldman Sachs, но и все другие фирмы на Уолл-стрит осознали, что рынку низкокачественных ценных бумаг скоро придет конец, и лихорадочно пытались избавиться от своих позиций. Последними покупателями во всем мире,как сообщили мне финансисты с Уолл-стрит, были эти сознательно игнорирующие реальность немцы. Иными словами, единственное, что удержало IKB от потери свыше $15 млрд на американских низкокачественных кредитах, — прекращение функционирования рынка. Никакие основания, будь то факты или информация, не могли поколебать их убежденности в правильности своего подхода к вложению денежных средств.

На первый взгляд, немецкие трейдеры по облигациям в IKB были похожи на безумцев, которые делали глупые ставки на Citigroup, Merrill Lynch и Morgan Stanley. На самом же деле они вели совершенно иную игру. Американские трейдеры на рынке облигаций, вероятно, потопили свои фирмы из-за того, что закрывали глаза на риски, присущие низкокачественным облигациям, но попутно они сколотили себе состояние, и к ответу их, по большей части, не призвали. Им платили за то, что они подвергали свои фирмы риску, и поэтому трудно сказать, делали ли они это намеренно или нет. Немецким трейдерам по облигациям платили примерно по $100000 в год плюс бонус максимум $50 000. Как правило, немецким банкирам платили гроши за принятие риска, который потопил их банки, и это убедительно доказывает, что они действительно не ведали, что творят. Но — странная вещь — в отличие от американских банкиров, немецкая общественность считает их мошенниками. Бывший генеральный директор IKB Штефан Ортзайфен был приговорен к тюремному заключению (условно), и банк потребовал от него вернуть зарплату в размере €805 000.