Бунин, Дзержинский и Я

Император собирает отряды, формирует батальоны из кавалеристов, у которых нет лошадей. Боевой дух поднимают смотры, которые он постоянно проводит в Кремле. Под звуки боевых маршей император вручает награды. Как все это напоминает славные времена наших прежних побед! Военные трофеи и раненых решено отправить в Можайск. Остальных раненых, русских и французских, размещаем в больнице Воспитательного дома. Смотреть за ними будут наши хирурги, хотя их сильно недостает в армии.

Всех взбудоражило происшедшее в Винково. Об этом только и разговоров. Мне кажется, случилось непоправимое. У Винкова неприятель неожиданно атаковал нашу первую линию и опрокинул нас. Под прикрытием леса русские обошли левый фланг и отрезали путь к отступлению. Сражение было жестоким. Мюрат боится докладывать императору о потерях. Неприятель захватил 12 пушек, 12 артиллерийских ящиков и 30 фургонов. Погибло 4000 человек. Много оказалось в плену. Сегодня всем штабом разбирали вчерашний бой у Винкова. По моему мнению, русские долго следили за нами, с азиатским коварством не тревожили, усыпив нашу бдительность. Мы расслабились, сторожевое охранение было поставлено плохо. Казаков, артиллерию и пехоту русские спрятали в лесах, которые мы подробно не обследовали.

Император справедливо обвинил Мюрата, генерала Себастьяни и наш штаб в отсутствии дисциплины и организованности, что следовало проявлять постоянно.

Надо делать выводы. Происшедшее у Винкова – результат нашей небрежности и беззаботности. В Великой армии так повелось, что храбрость заменяет все: порядок, предусмотрительность, дисциплину. Оказывается, нашей храбрости было недостаточно.

Коленкур рассказал, что вчера вечером за обедом с маршалами император вновь с досадой говорил о происшествии у Винкова. Его обеспокоили потери, понесенные кавалерией, ряды которой и без того редеют изо дня в день. Свой гнев император подсластил, сказав, что в этом сражении Мюрат проявил большую храбрость и присутствие духа в критический момент.

Я боюсь себе признаться в том, что мы лишились в последнее время половины кавалерийского состава, а значит, и авангарда армии.

Король Неаполитанский встречался с императором и вернулся от него в очень плохом настроении. Судя по всему, императору доложили, что русская армия с Казанской дороги повернула на Калужскую, пока казаки отвлекали внимание нашего командующего своими ложными маневрами. Он постоянно докладывал Главному штабу, что русская армия идет по Казанской дороге, что она дезорганизована и деморализована, что она отступает. Выход русской армии на Калужскую дорогу, занятие позиции поблизости от нас он опроверг. Наш авангард потерял русский след. Император гневно говорил о просчетах Мюрата в Главном штабе. Недовольство императора действиями Мюрата стало известно армии.

Настроение в нашем штабе отвратительное. Спасает оптимизм начальника штаба Бельяра. Спокойный, рассудительный, не теряющий выдержки в самых трудных ситуациях, он и сейчас не растерялся. «Имейте в виду, – говорит он: «Chacun porte sa croix en ее monde» («Дерево валят туда, куда оно клонится»).

Нападения казаков все чаще и опаснее. Мне пришлось прибыть парламентером в лагерь русских по вопросу наших пленных. Было и тайное задание: подсмотреть, как обстоят дела у Милорадовича. Мне не завязывали глаза, приняли благожелательно, но заметили, что больше всего времени уделил жалобам на казаков. Русские офицеры только лукаво улыбались, пожимали плечами, замечая, что казаки сами по себе, а армия сама по себе.

Со времени перехода через Неман много раз наблюдал действия казаков. Коленкур, много поживший в России, сказал однажды, что они, казаки, – хорошие войска для сторожевого охранения, разведки, внезапных вылазок. Но когда им дают отпор или двигаются сомкнутым строем, они тушуются. Да и я заметил, что они ни разу не оказали серьезного сопротивления нашей кавалерии. Однако опасно их тревожить, если вы отрезаны от своих – вы погибли. Они набегают с такой же быстротой, с какой и отступают.

Малоярославец – Вязьма

Вчера император выступил из Москвы. Был солнечный день. Гвардия, как всегда подтянутая, блестящая и организованная, шла четкими рядами. Но она, непобежденная – кто бы мог подумать, – теперь отступала. Для меня этот день был самым мрачным днем в жизни. Что может быть горше для солдата, как не отступление! Кем вернусь на родину?

Какая странность, случилось все, о чем император мечтал: хотел сражения – оно произошло, догонял русских – они встали как вкопанные на Бородинском поле, хотел Москвы – получил ее. Так куда же мы сейчас бежим?