Бунин, Дзержинский и Я

Спасли и прекрасный дворец князя Голицына. Здесь действовали наши солдаты и верные слуги князя, оставшиеся в Москве. Каждый делал что мог, чтобы остановить огонь. Не знаю, как провести границу между ненавистью и человеческим братством.

У нас в доме, где Мария с детьми совсем близко могла видеть страшный огонь над Москвой и совсем рядом – у Кремля, произошла семейная ссора. Губернатор Москвы Растопчин перед уходом из города сжег свой дворец под Москвой, о чем и написал в прокламации, которую многие видели на дорожном столбе. Оборванный кусок бумаги показали императору. Он его высмеял. Смеялся с Мюратом и я. Но жене моей наш смех не понравился. Она итальянка, и ей стало страшно.

– Для итальянца дом – это все. Человек даже у последней черты не всегда разрушит свою и детей обитель.

– Глупость! – сказал я.

– Нет. У каждого из нас есть последняя черта.

– Это у тебя последняя черта?! Сидящая среди красоты и богатства! На тебя кто-то плохо влияет, – взорвался я.

Она увидела, что я глянул на Элен, сидевшую с детьми. Встала и ушла.

Слова русского губернатора я оставляю своим детям, чтобы они знали, с кем мы имели дело: «В течение восьми лет я украшал эту деревню, жил здесь счастливо в лоне семьи. Жители этой земли покидают ее при вашем приближении, а я поджигаю мой дом, дабы он не был занят вашим присутствием. Французы! Я оставил вам два дома в Москве с обстановкой стоимостью полмиллиона рублей, а здесь вы найдете пепел».

Вся наша армия, за исключением нашего корпуса, была расквартирована в городе или недалеко от него. Местные погорельцы укрывались в церквах и на кладбищах. Церкви были на возвышениях или на площадях и потому не очень пострадали.

Коленкур поместил 80 человек в спасенном дворце Голицына. Эти несчастные потеряли все. Коленкур сочувствовал им, потому что сам недавно пережил трагедию, потеряв брата в Бородинском сражении.

Говорят, в горящих госпиталях лежат русские раненые. Некоторые из них пытаются выползти из горящих зданий, а затем умирают на улице.

Император, покинувший Кремль в часы сильного огня, наконец возвратился в царский дворец, и его волю и энергию мы почувствовали сразу. Он приказал привести в оборонительное состояние Кремль и монастыри вокруг города.

Были направлены продовольственные отряды в предместья. Солдаты занялись уборкой урожая овощей и капусты на огромных огородах вокруг города, убрали картофель и сложили в стога сено. Отряды обходили сельскую местность, чтобы раздобыть скот, потому что мы не знали, будем ли зимовать в Москве или отправимся домой.

В городе началось устройство кухонь, пекарен, пустили мельницу, наладилось фуражирование, организовывались муниципалитеты, назначались префекты, был отдан приказ запастись продовольствием на зиму.

Все эти приготовления говорят о том, что предстоит зимовка в Москве. Император сказал, что более приспособленные здания – большие ресурсы, чем другая позиция.

Стоит отличная солнечная погода, тепло, но вечера и ночи холодные.

Надо было думать о теплой одежде. Здесь проявлялись способности по-всякому. Кто-то, сломав бильярдные столы, из их сукна сотворил плащи, кто-то, украв меха, подбивал ими шинели, ставил меховые воротники, кто-то, поглядывая на русских, шил себе меховые перчатки и шапки. Жена тоже приготовила детям шубки и искала «валеночки». Это слово она произносила по-русски и добавляла по-французски, что ничего теплее для русской зимы не бывает.

Я запретил жене выходить на улицу. Русские устраивают ей экскурсии. Говорят, что многое в России строили итальянцы. Мария все время повторяет, что гордится талантами земляков. Нашла время! По улицам страшно ходить. Многие дома, сгоревшие, рушатся, перекрывают проходы. Вчера, рассказывают, пустили телегу впереди колонны. В нее посадили только русских. На них рухнул горящий дом. Все сгорели.

Русские оставили в этом сказочном городе дивные богатства. Видимо, надеялись на цивилизованных воинов. Но таких во время войны не бывает. Священный принцип мародерства, как не раз говорилось, в нашей армии никогда не нарушался. Результаты налицо. Со всех сторон только и слышишь восторги: кто-то нашел жемчуг, кто-то – драгоценные камни, нашлись в сундуках старинные пистолеты, усеянные камнями, в буфетах – серебряная посуда, невиданные меха.

Жена рассказала, что видела, как голландцы и поляки открывали конюшни в богатых домах и выводили оттуда экипажи и грузили на них награбленное добро. Мне было стыдно, и я не мог заставить себя спросить у нее, хочется ли ей чернобурую русскую лису или песцовую шубу.