Бунин, Дзержинский и Я

Это было 29 сентября 1914 года.

Князя, единственного члена Российского Императорского дома, погибшего на фронте Первой мировой войны, везли хоронить в Осташево, в подмосковную усадьбу Константиновичей, которую так любил Олег.

Отец, великий князь Константин Константинович, вспоминал:

«Мы приехали в Осташево за полтора часа до прибытия гроба. Вышли навстречу на село. Гроб отвязали от лафета, осташевские крестьяне подняли его на руки и понесли по липовой аллее… мимо окон Олега в сад и направо вдоль реки. На холмике, возвышающемся над заливным берегом Рузы… вырыли глубокую могилу, обделав ее деревянными досками. Георгиевский крест на подушке из материи георгиевских цветов держал брат Олега Георгий. Осташевский батюшка перед опусканием гроба в могилу прочел по бумажке слово, оно было немудреное… но нельзя было слушать без слез. Мы отцепили от крышки гроба защитную фуражку и шашку, кто-то из крестьян попросил поцеловать ее. Опустили гроб в могилу, и все было кончено».

И только на столе в осташевском кабинете остался дневник Олега с последней записью: «Всегда буду думать о том, как мне лучше достигнуть моей цели – сделать много добра моей Родине».

Р. S.

Теперь возвращаюсь к письму из Швейцарии с выдержками из дневника со странным названием «Три пары глаз».

Вела этот дневник некая Т. С. Вот две страницы из него.

«Кончина Его Высочества князя Олега Константиновича, убитого на Великой войне».

30 сентября 1914 г.

Вчера, 29 сентября, скончалось Царственное Дитя – юный воин, князь Олег Константинович. Сейчас куплю цветов на гроб.

1-го октября.

Вчера – на двух панихидах, сегодня – на одной. Мои хризантемы с пальмовыми ветвями лежат на гробу. (Я просила не снимать.) – Других цветов нет – все внизу…

1938-39 гг.

«На этом кончаются мои выдержки из старого юношеского дневника. Чудом все мои дневники сохранились от обысков во время революции. Возила я их из города в город, и счастлива, что теперь имею возможность сказать все о Константиновичах. Никогда я не думала, что через 24 года один из Константиновичей (!) («Вторая пара глаз») прочтет в далеком Париже эти летящие, бесконтрольные, сбивчивые строки, эти обрывки мыслей впечатлительной, фантазирующей, но глубоко преданной Царской семье девушки.

Пишу в сочельник. Лежу больной под елкой. Но мне уже лучше. Кончаю эту тетрадь стихами, которые только что родились у меня в голове:

Я перечла Дневник и унеслась далеко
Во дни войны…
Здесь было все свое, так мило, так глубоко,
Здесь шли полки под знаменем родным».

[4]

Странички этого дневника – живой всплеск столетней давности. Это прошлое, коснувшееся нашего сердца. Кто эта «Т. С.», писавшая дневник, чей голос дошел до нас из столетнего далека?

Потаенный роман

Сияет сад, и девочка бежит.

Еще свежо июня новоселье.
Ей весело, ее занятье – жить,
и всех любить, и быть любимой всеми.
…Пусть будет там, где персики лежат,
пусть бант синеет, розовеет блуза.
Так Мамонтову Верочку мне жаль,
нет мочи ни всплакнуть, ни улыбнуться.

Белла Ахмадулина

* * *

Врахманиновском зале Московской консерватории на презентации книги «К. Р. Дневники, воспоминания, письма, стихи» ко мне подошла молодая женщина: – Вы говорили о великом князе Константине Константиновиче, поэте К. Р. Его отец – мой прапрадед.

Сообразить несложно: ее прапрадед – сын императора Николая I. В ее жилах течет царская кровь Романовых.

Многие в последние годы без страха приподняли завесу над своей родословной и с гордостью обнаружили в прошлом заслуженное дворянство, старинный род, высокий титул. Но подобное признание не могло не озадачить. Все-таки речь о царском роде.