Бунин, Дзержинский и Я

Они сказали ему веселое «да!», когда он испросил разрешение общества на постройку театра. Получил разрешение. Построил театр. И содержал труппу за свой счет. У Мурома появились праздничные нарядные вечера, разговоры об искусстве, театральный разъезд. Старый город насыщался чем-то новым. Образовывались связи, на которых держится достоинство любого города. Знаменитая Пелагея Стрепетова, объездив русскую театральную провинцию – Рыбинск, Ярославль, Самару, Симбирск, – оказавшись на гастролях в Муроме, была удивлена: «Каково же было наше изумление, когда мы, приехавши в Муром, нашли небольшой, чистенький, милый городок, прекрасно вымощенный, с фонтанами на площадях, с водопоями, а главное, площадь с собором посередине своей необычайной красотой даже смело смогла бы сделать честь картине незаурядного художника».

Во время прогулок по городу она любовалась Троицким монастырем; ей, конечно, не сказали, что белый каменный двухэтажный корпус за оградой, и сама новая узорчатая ограда, и золотые главы церквей устроены желанием и личным капиталом городского головы Алексея Васильевича Ермакова, с которым она накануне беседовала после спектакля…

И вдруг 7 октября 1868 года в газете «Биржевые ведомости» – статья, как выстрел из-за угла. Градоначальник Ермаков и его сподвижники обвинялись в том, что они израсходовали весь муромский запасной капитал, тратят городские доходы безрасчетно на такие предметы, для которых еще не пришло время и нужно терпение. Было ясно, что кому-то не нравилась самостоятельность Ермакова, ибо именно он был назван виновником всех «безобразий». Между тем город знал, что к приходу Ермакова на должность было совершенно неудовлетворительным состояние городских доходов, знал, что первой его заботой стало изыскание и увеличение источников этих доходов. А когда денег на нужное городу предприятие не хватало, Ермаков вкладывал свои личные капиталы. Однажды в дело он вложил без процентов, без срочной отдачи 16 тысяч 53 рубля серебром. И главное – все, что он делал, диктовалось жизненной необходимостью. Короче, Муром был возмущен опубликованной статьей. В ответ на нее состоялся Приговор, подписанный девяноста четырьмя лицами, в котором говорилось, что городской голова «Не делал на счет города ни займов, ни долгов, которые могли бы истощать его средства и тем более разорять его. Напротив, несмотря на все устройства, проведенные из городских доходов, средства с каждым годом увеличиваются и достигли более 18 тысяч серебром. Лично сам Ермаков употребил собственного своего капитала 200 тысяч серебром. Все эти жертвы вполне осознаны обществом, оценены начальством. Из всего сказанного в статье ясно, что она не отголосок целого общества, а вымысел, составляющий оскорбление не только городскому голове, но и всему городу, избравшему его на эту должность».

Возмущенный Муром назвал статью вымыслом, ложью, клеветой.

Интересно, что сам Ермаков на подобные выпады уже не обижался, как это было во время строительства водопровода. Он уже знал, что в любом деле надо быть сильнее «объятий» губернских и прочих чиновников, сильнее диктатуры столичных веяний и предписаний и даже иногда непонимания своих горожан. Главное остается (и сегодня тоже) не заявить о необходимом, а – настоять, убедить, доказать, если хотите, пробить. Это и есть в России настоящая работа.

* * *

Последнее дело своей жизни Ермаков намеревался именно «пробить». Он хотел, чтобы его уездный Муром выбрался из своего захолустья, соединившись с сетью стальных магистралей центральных областей страны. Но дело в том, что с проектом железной дороги в Муроме в Министерство путей сообщения уже однажды обращались. Но был получен отказ. Ермакова этот отказ не остановил. Он приглашает знающего настойчивого человека – отставного гвардии поручика Лазарева, заключает с ним договор и дает ему полную доверенность на хлопоты по строительству железной дороги от Мурома до Коврова. На расходы Ермаков ассигнует 100 тысяч из своего личного капитала. Условия его были простыми: если дорогу проложат, то эта «сумма должна быть возвращена акциями железной дороги, в противном случае он жертвует их на строительство и обязуется не взыскивать».

В январе 1880 года из Коврова в Муром вышел первый поезд. Муром получил выход на сеть железных дорог. Город отправлял теперь товары на знаменитую ярмарку Нижнего Новгорода, в промышленные зоны Москвы. В Муроме открылись паровозные мастерские, ставшие потом одним из крупнейших локомотивостроительных заводов. «Не получилось с чугуном, зато получилось с паровозами», – сказал бы Ермаков, радуясь еще одному общеполезному делу.

Но не сказал он так, потому что умер. Случилось это ночью с 8 на 9 августа 1869 года.

* * *