Бунт

— Я накричала на отца, — произношу, избегая ее следующего вопроса. Слезы скатываются по моим щекам. Я задираю футболку, чтобы вытереть их.

— Он рассказал Джоэлю о маме, и тот в свою очередь использовал это, чтобы попытаться проанализировать мое поведение, когда мы ссорились и… даже не знаю, Роу. Я просто... просто была…

Всхлип вырывается из моей груди, и я утыкаюсь лицом в руки.

Роуэн опускается на колени рядом со мной и обнимает, пытаясь унять мою боль.

— Я швырнула все это отцу в лицо. Выместила на нем. Он не заслужил такого отношения.

Рыдания становятся все сильнее, мое тело болит.

— Он через многое прошел. Он всегда был таким хорошим отцом.

— Я уверена, он поймет, — произносит Роуэн, и я знаю, что она права, но от этого мне не легче. Раз уж на то пошло, от этого мне только хуже.

— Я просто не знаю, что делать.

Мои слова приглушенные и смазанные. Глаза опухли от слез, и я слишком напряжена, чтобы дышать.

— Просто извинись перед ним…

— Нет, я имею в виду, что вообще не знаю, что делать.

Я выпрямляюсь и вытираю нос тыльной стороной руки, а глаза — кончиками пальцев.

— Он больше никогда со мной не заговорит.

— Твой отец?.. Или…

— Джоэль, — отвечаю я. — Мы не можем быть друзьями. Больше нет.

— Ты любишь его? — осведомляется она. В ответ я качаю головой, слезы падают на пол.

Какое-то время Роуэн молчит, удерживая мой взгляд, а затем произносит:

— Ты уверена?

Я вновь качаю головой, она вздыхает в ответ и проводит большим пальцем по моей влажной от слез щеке.

— Что произошло дальше, когда ты сказала Джоэлю уезжать домой?

— Он ушел.

— Он что-нибудь сказал?

Сказал, что не забудет меня. Он практически умолял меня не отталкивать его. Сказал, что я раздавила его.

Я покачала головой.

— Он просто ушел.

— Может, тебе стоит позвонить ему…

— И что я ему скажу?

Она хмурится, потому что мы обе прекрасно знаем, что в данной ситуации ничего не скажешь.

— Мне нужно выпить, — говорю я, ощущая жжение слез в глазах, и отчаянно пытаюсь сдержать их. Мне нужен буфер, что-то, что поможет мне забыться. Что поможет мне спать, пока бодрствование не перестанет приносить так много боли.

Роуэн пристально смотрит на меня, а затем кивает.

— Сейчас вернусь.

Спустя несколько минут она возвращается с бутылкой Джека Дениелса, который она, полагаю, стащила из родительского бара. Подруга откручивает крышку и передает мне бутылку. Я делаю большой глоток, прежде чем вернуть бутылку Роуэн.

— Давай напьемся.

— Уверена, что это хорошая идея? — сомневается она, не принимая бутылку.

— Да, — настаиваю я и за всю свою жизнь никогда ни в чем не была так уверена.

Я вручаю ей бутылку, и Роуэн делает маленький глоточек, после чего возвращает бутылку обратно. Я делаю большой глоток, затем еще один и передаю бутылку Роуэн. Так мы продолжаем до тех пор, пока слезы не перестают падать из моих глаз — и пока виски едва не заканчивается в бутылке, а вместе с ним утекает моя боль.

— Ди, — раздается голос Роуэн позже, этой же ночью. Она будит меня, мягко касаясь плеча, от чего у меня начинает пульсировать в висках.

— Ди, твой отец здесь.

Я пытаюсь сесть, вся комната вращается. Чувствую, как сильные руки удерживают меня, и мир медленно приобретает четкие очертания, а затем я различаю лицо папы.

— Что… — бормочу я. Где я нахожусь и почему меня разбудили?

— Давай, малыш, — произносит он и помогает встать на ноги. События ночи медленно, по кусочкам, просачиваются в мое сознание. Джоэль, плач, Роуэн, Джек Дениелс.

— Прости меня, папа, — неразборчиво бормочу я, горячие слезы наворачиваются на глаза, пока мы спускаемся в гараж Роуэн. Он шикает на меня, но я выворачиваюсь из-под его руки и обнимаю.

— Я не имела в виду то, что сказала.

— Знаю, — отвечает он, обнимает меня и поглаживает спину. Слышу, как он что-то шепчет Роуэн, и она отвечает ему так же тихо, но я слишком занята рыданием в объятиях отца, чтобы думать об этом.

— Давай сядем в машину, дорогая, хорошо?

Я киваю, но не разрываю наших объятий, и в конце концов отцу приходится взять меня на руки и пронести остаток пути.

Где-то посреди пути домой я засыпаю и не просыпаюсь до четырех часов утра. Часы на тумбочке светятся гневным и размытым красным светом. Я осознаю, что все еще одета, но ботинки и куртка сняты, а я уютно расположилась под одеялом. По ощущениям мои глаза слишком велики для глазниц, а мозг — для черепа. Я прижимаю пальцы к вискам и держу, пока не появляется уверенность, что моя голова не собирается взорваться, затем тянусь к лампе, чтобы включить ее, и вздрагиваю, когда свет бьет в глаза.

В течение еще нескольких минут лежу в постели с закрытыми глазами, собираясь с силами, чтобы выползти из кровати. В раскоряку бреду по коридору до ванны и роюсь в аптечке в поисках аспирина. Взяв три таблетки, включаю кран и набираю в рот воды. Проглотив таблетки, упираюсь руками в раковину, вспоминая темно-синие глаза и голос, который я никогда не смогу забыть, и слова, которые всегда буду помнить.

Единственное, что знаю — я влюблен в тебя. Серьезно, черт возьми, влюблен в тебя.