Бунт призраков

Я стараюсь сохранить бесстрастное выражение лица, не выдавая никаких эмоций, и спускаюсь за ним обратно, на первый этаж, где толпа уже собралась в кабинете. Тёмные занавески опущены на окнах, едва пропуская свет, и гости сидят вокруг дородной женщины. Должно быть, это и есть Мадам Кримсон. У неё тёмные волосы и гигантская бородавка на щеке. На ней красная шёлковая шляпа с крошечными золотыми кисточками, свисающими набок, и акцент у неё заграничный, хотя и с лёгким нью-йоркским выговором. Голос у неё мягкий, умиротворяющий, интонация меняется, словно музыка.

– Вы с нами, духи? – спрашивает она.

Будто из ниоткуда раздаётся стук. Он становится всё громче и громче, сотрясая картины на стенах.

– Вы слышите их? Они явились к нам!

Мадам Кримсон кладёт длинную конусообразную трубу на стол, затем поднимается и заходит за ширму, которую она привезла с собой, украшенную яркими узорами и изображениями животных.

– Я больше не дотронусь до этой трубы. Даже близко к ней не подойду.

Стук продолжается, и из-за ширмы доносится тихое бормотание.

– Духи здесь, среди нас, они шепчут!

Толпа оглядывается по сторонам в надежде увидеть духов собственными глазами. Одна из женщин начинает рыдать.

– Говорите в трубу, духи! Пусть они услышат вас!

Странный звук доносится из трубы, будто сдувается воздушный шарик. Не пойму, как она это делает.

Маргарет стоит у входа в комнату, пристально наблюдая за трубой.

– Слушайте! – вскрикивает Мадам Кримсон и вдруг пускается в пляс, позвякивая своими драгоценностями. Её грузное тело колышется и сотрясается, а странный звук из трубы продолжается. Фьююю фьююю фьююю. Я здесь.

В коридоре появляется Джон. Он улыбается, с трудом сдерживая смех, и мне едва удаётся не расхохотаться вместе с ним.

Фьююю. Мне так хорошо на той стороне.

Голос тонкий и высокий, будто детский, и тут встаёт мужчина и говорит:

– Сэмюел, это ты?

Гости приходят в волнение, и Чарльз хлопает меня по руке, показывая на дверь. Не знаю, заметил ли он, что я посмотрела на Джона, и я иду следом за ним, понурив голову, напоминая себе, что надо быть осторожнее.

Мы спускаемся по деревянной лестнице в просторный подвал с земляным полом и каменными стенами. Здесь темно, вдоль потолка между балками расположены небольшие окна. Подвал только наполовину уходит под землю. Двойные двери на задней стене открываются на кладбище. По правой стене тянется целый ряд дверей – должно быть, небольшие кладовые, а слева – полки с инструментами и досками.

Посередине просторной комнаты стоит высокий табурет. На нём лежит сложенное чёрное одеяло, Чарльз берёт его, встаёт на табурет и прибивает к балке.

– Тебя когда-нибудь фотографировали? – спрашивает он, и я качаю головой, хотя это ложь.

– Садись сюда, – велит он, ставя табурет перед одеялом. Он прищуривает один глаз, усаживает меня в нужное положение, помечает место. Носком сапога он чертит линию на земляном полу, а затем направляется в угол комнаты и возвращается с тяжёлым деревянным штативом, устанавливает его на метку.

– Щёлк, – говорит он, изображая звук фотоаппарата, и смеётся. – Я всего лишь притворяюсь. Пластинки дорогие, так что их пока нельзя использовать. Но я подозреваю, что скоро они станут нашими, как только мистера Спенсера выведут на чистую воду и прогонят из этого дома.

Маловероятно, – думаю я и улыбаюсь ему в ответ.

Часть вторая. Свет и тени

Испытание

Двери подвала открываются, и на ступенях появляются сапоги мистера Спенсера, фотоаппарат он держит на руках, словно младенца. Гости спускаются вслед за ним, наблюдают, как он обходит помещение, вдыхает пыльный воздух, измеряет расстояние между табуретом и штативом. Он вращает табурет и отодвигает штатив на несколько дюймов назад, – не потому, что положение выбрано неверно, а потому что Чарльз поставил его так.

Чарльз поднимает балку с двойных дверей, ведущих во двор, и распахивает их, – солнечный свет тут же заливает помещение, придавая мягкое свечение деревянным стенам. Тени пляшут по комнате, изгибаясь на поверхностях.

Мистер Спенсер обходит гостей, беседуя с ними, а Чарльз следит за каждым его движением, готовый тут же изобличить его в обмане. Он и не подозревает, что дело уже сделано. Когда подвальное помещение заполняется народом, мистер Спенсер вынимает Т-образную вспышку из чехла и прижимает её к груди. Он начинает свою речь, блестяще отрепетированную ложь.

– Возможно, вас интересует, как я стал заниматься спиритизмом. Дело в том, что я вовсе не искал себе такой судьбы. Она нашла меня сама. Я был простым фотографом, но вскоре обнаружил, что в моих фотографиях есть нечто особенное. Нечто духовное, – говорит мистер Спенсер, опуская голову, будто глубоко задумавшись. Сегодня он элегантный, собранный, в прекрасной форме.