Мы жили в многоквартирном доме в глубине города, где бродяги на улицах рассказывали истории о войне и страх заразиться гриппом не давал нам покоя. Мне не нравилось там. Было душно и пыльно, а в нашем доме стояла кислая вонь. Джон и я поселились в задней комнате, чтобы не попадаться на глаза гостям, и слушали, как клиенты рассказывают мистеру Спенсеру свои печальные истории. Коробки с фотопластинками загромождали все свободные места в комнате, и у нас было много работы.
Каждый день повторялось одно и то же. Режем, режем, режем, клеим, клеим, клеим, щёлкаем, щёлкаем, щёлкаем.
Спина ныла от того, что я постоянно сидела, сгорбившись над камерой, а пальцы отказывались двигаться.
– Нужно вывести тебя погулять, – сказала я Джону в тот вечер, но он покачал головой.
– Нельзя.
– Тебе необходим свежий воздух. Здесь ты никогда не поправишься.
Он кашлянул в кулак, и его худенькое тело задрожало.
– Вот видишь?
– Хорошо, – сказал он. – Только ненадолго.
Когда мистер Спенсер отправился на боковую и наступила тишина, я приоткрыла окно и помогла Джону выбраться в переулок позади дома.
– Погуляй со мной, – сказала я и, вдыхая ночной воздух, взяла его под руку, чтобы он мог опереться на меня. Мы вышли через калитку на тротуар и смотрели, как мимо проезжают люди в автомобилях, не подозревая о странных детях-призраках, притаившихся в тени.
– Здесь красиво, – сказал Джон.
– Нет. Мерзко и серо. Жаль, что мы не можем вернуться домой.
Я обняла его за плечи. Мы вдыхали запахи улицы и разглядывали ряды узких зданий, освещённых оранжевым светом уличных фонарей.
Вдруг я услышала шорох в переулке позади нас и увидела мужчину во тьме. Поднеся руки к глазам, он заглядывал в наше окно.
Хорошо, что он не заметил нас. Я притянула Джона к себе, прячась за калиткой.
– Не надо было выходить, – сказал Джон.
– Тихо, – шепнула я.
– Он знает, что мы здесь, – сказал Джон слишком громко.
Мужчина замер на месте, глядя в нашу сторону, и я ещё крепче обняла Джона, прижимаясь к стене переулка, стараясь слиться с кирпичами.
– Кто там? – шепнул мужчина. – Эй ты. А ну-ка выходи.
Он направился к нам. Ступил в лучный свет, и я увидела, что он тощий, как жердь, в синем пиджаке и шляпе-котелке. На вид знакомый. Я видела его через дверную щёлочку у нас дома в начале недели. Он рассказывал мистеру Спенсеру про свою дочь, но что-то не клеилось. Мистер Спенсер, должно быть, тоже это почувствовал, потому что отказался снимать его. Детективов легко вычислить, они слишком сильно стараются быть такими, как все, и задают слишком много вопросов. Легко распознать, если быть внимательным.
– Ты здесь живёшь? – спросил мужчина, показывая на дом.
Я не ответила и стиснула руку Джона, чтобы он тоже молчал.
– Ты с мистером Спенсером? – спросил он, подходя ближе. – У меня всего несколько вопросов. Не бойся.
– За мной, – шепнула я Джону так тихо, что, кажется, слова беззвучно потонули в темноте.
– Я знаю, что Спенсер мошенник, – сказал мужчина. – Мне просто нужно узнать его секрет. О тебе мы позаботимся.
Подхватив Джона под мышки, я подняла его на ноги и потянула к тротуару. Я бросилась бежать через дорогу с такой скоростью, что ноги Джона едва касались земли, затем завернула за угол и нырнула в первый попавшийся переулок.
– Стой! – закричал мужчина, но мы были далеко.
Мы спрятались в куче мусора и затаили дыхание, когда ботинки мужчины застучали по тротуару.
– Я не обижу тебя, – крикнул он. Я сидела рядом с Джоном, мы крепко прижимались друг к другу в тени и долго ждали, пока на улице не стало тихо и я не убедилась, что он ушёл.
– Идём.
– Я не смогу бежать.
– Я помогу тебе.
Я подхватила его под руку, и мы поспешили обратно в наш переулок и залезли в окно.
Я рассказала мистеру Спенсеру обо всём. Пришлось. Он разозлился, конечно, но криком делу не поможешь. Ситуация накалялась. Надо было немедленно уезжать, иначе нам несдобровать.
Из головы не выходили слова детектива.
О чём он хотел спросить меня?
– Ты всегда всё портишь, – прошипел мистер Спенсер в ту ночь.
– Лиза? – спрашивает Чарльз. И я снова возвращаюсь в экипаж, очнувшись от своих мыслей. – Если не хочешь, ты не обязана рассказывать мне, от чего ты бежишь. Но я бы тебя понял.
– Нет, – говорю я. – Вы не поймёте.
Гленсборо
Наш экипаж выезжает на дорогу, окружённую деревьями и бесконечными пашнями. Мы поднимаемся на холм и видим город внизу – горстку зданий, разделённых улицами крест-накрест. На окраине стоит короткий ряд домов, едва различимых на фоне отлогих полей и широкой реки слева.
– Вот и приехали, – говорит Чарльз. – Гленсборо.
Дорога меняется с грунтовой на брусчатую, Чарльз сворачивает в переулок и привязывает лошадь к столбу.
– Войдём сзади, – говорит Чарльз, указывая на треснувшую деревянную дверь. – Мистер Маллер – хороший человек, но он не хочет, чтобы меня видели в его лавке. Думает, что это отпугнёт клиентов.
Слово «хороший» он произносит таким тоном, будто мистер Маллер самый ужасный человек на свете.
Дверь не заперта, но Чарльз всё равно стучит дважды, прежде чем войти.