Эта вторая революция была почти точной копией первой. В начале были во власти политические реформаторы либералы вроде Милюкова и князя Львова, союзные «с умеренными социалистами», как Керенский за кулисами большевики работали. Их тактика и их лидеры были как 1905 году, и на этот раз их усилия увенчались успехом. В ноябре 1917 года, через восемь месяцев после начала второй русской революции пришла третья или большевистская, революция, произошло крушение политических либералов и умеренных социалистов, и наступило торжество насильственного коммунизма. Россия затонула в аду классовой войны, кровопролития, терроризма, бедности, холода, болезней и ужасного голода, в который она была брошена до сих пор. «Красная Россия» появилась как зловещий метеор на мировом горизонте. Вожди большевиков быстро стремились использовать Россию в качестве рычага для нарушения всего мира и дополняли свою национальную организацию «Третьим Интернационалом», чьи революционные щупальца вскоре растянулись до самых отдалённых уголков земли.
Я не предлагаю начинать детального обсуждения ужасов и неудач большевизма. Можно было бы написать целую книгу об этом. Достаточно здесь сказать, что, так называемые, «конструктивные» цели большевизма невозможны, так как они были обречены на провал, по той простой причине, что большевизм — разрушительное, регрессивное движение. Надо отметить, что экономический крах в России был так страшен, что в целях предотвращения полного хаоса, большевистские лидеры были вынуждены возродить некоторые из презираемых «капиталистических» методов, такие, как частная торговля, применение высоких зарплат экспертам и некоторые формы частной собственности. Они также пытались стимулировать производство путём установления железного деспотизма над рабочими, заставляя последних к труду практически как рабов, так что большевистский режим пришёл, чтобы быть известно язвительным как «диктатура над пролетариатом». Возможно, эти меры могли спасти Россию от абсолютной разрухи; возможно, нет. Только время покажет. Но даже, если всё сейчас время идёт к лучшему, это будет связано не с большевизмом, но с практическим отказом от большевизма его собственных лидеров. Его доктрина, и его совершаемые действия, в соответствии с этими учениями, что большевизм должен быть судим. Давайте посмотрим, какие российские средства большевизма в теории и на практике применяются.
Основной характеристикой большевизма является его насилие. Оно было также основным элементом в синдикализме, но большевики, кажется, подчеркивают насилие больше чем их предшественники синдикалисты. Большевизм спокойно предполагает массовую классовую борьбу самого свирепого характера во всемирном масштабе на неопределённый срок, как обычную фазу своего развития и по мере необходимости для своего успеха. Американский журналист Артур Рэнсом обнаружил в беседах с руководителями российских большевиков, что они рассматривают «период мучений» для мира в целом, длящимся по крайней мере пятьдесят лет. Классовая война, которая свирепствовала бы в Западной Европе и Америке, была бы более свирепой чем в России. Она уничтожила бы целые народы, и, вероятно, подразумевала разрушение всей культуры.
Ужасные последствия этого большевистского принципа «постоянного насилия» отражены не только верующими в существующий социальный порядок, но и многими людьми не вполне враждебными большевизму и даже готовые приветствовать социальную революцию менее разрушительного характера. Таким образом, «меньшевик» Григорий Зилбург критикует большевистскую «психологию толпы» (и, кстати, излагает теорию меньшевистскую революции) в следующих словах:
«Большевики имеют почти религиозную, почти безумную веру в массы как таковые. Динамические массы их идеал. Но они забывают, и до сих пор выходит, тот факт, что массы, даже сознательные массы, часто превращаются в толпы, а динамическая сила толпы может ли можно рассуждать…»
«Ошибочность в большевистских рассуждениях заключается, в том числе о людях, а также толпах, в термине «массы». Слепая вера в «массы» является тихим, но мощным свидетельством того, что они принимают толпу и психологию толпы как наиболее оправданные факторы в общественной жизни. Такой приём подразумевает дальнейшее принятие двух очень опасных факторов. Во первых, революция это удар, момент спонтанного разрушения. Сразу после этого удара возникает необходимость стабилизации общественных сил к конструктивной жизни.