Бунтарь

Старбака душила ревность. Именно ревность, как бы ни тужился он полагать её обидой за бедняжку Анну Фальконер.

— Мне нравится Итен. — поддразнила собеседника Салли, — Он мне картинки рисовал. Красивые.

— Он — талантливый художник. — признал Старбак с напускным хладнокровием.

Салли встала прямо над ним:

— Итен сулился забрать меня отсюда. Сделать меня леди. Осыпать жемчугом, кольцо подарить. Золотое. Настоящее, не то, что это.

Она выставила палец с кольцом матери и легонько провела им по руке Натаниэля. Сердце его бешено заколотилось. Салли понизила голос до шёпота:

— А, может, ты сделаешь это? А, священник?

— Буду счастлив научить вас читать, миссис Деккер. — как бы со стороны услышал свой ответ юноша.

Он понимал, что должен убрать руку из-под хищного тонкого пальчика. Понимал и не мог. Она околдовала его. Он уставился на палец с кольцом. Света хватало, чтобы прочесть гравировку. «Je t’aime». Недорогое французское колечко для влюблённых, и всей ценности в нём — любовь, с которой оно преподнесено.

— Можешь прочесть, что на кольце написано? — поинтересовалась Салли.

— Могу.

— Прочти мне.

Он посмотрел ей в глаза и потупился. Желание сводило его с ума.

— Так что там написано, мистер?

— Это по-французски.

— И? — пальчик слегка вдавился в кожу.

— Это значит: «Я люблю тебя». — он так и не поднял головы.

Она снова засмеялась и медленно повела линию по его кисти до ногтя среднего пальца:

— Будешь сулить мне жемчуга? Как Итен?

— Буду. — мысленно честя себя тряпкой, угрюмо ответил он.

— Скажу тебе одну вещь, священник…

Он осмелился метнуть на неё исподлобья короткий взгляд:

— Какую?

— У тебя глаза, как у моего отца…

— Да?

— Я ведь не взаправду замужем, так? — она оставила игры, и говорила серьёзно.

Старбак молчал.

— Ты поможешь мне?

В короткой фразе прозвучало беспредельное отчаяние. Природная отзывчивость, помноженная на влечение, смела в душе юноши последние барьеры здравомыслия, и он сказал:

— Да.

— Я здесь больше не могу. Мне надо вырваться отсюда.

— Я помогу. — хрипло уверил девицу Старбак, — Помогу.

Он обещал больше, чем мог себе позволить. Он готов был обещать, что угодно, лишь бы завоевать её доверие. Он хотел было взять её за руку, но девчонка вдруг отпрянула, услышав, как открывается дверь в лачугу.

— А, ты здесь, девочка? — произнёс Труслоу, — Тогда займись ужином. Там дичь в горшке.

— Я тебе больше не кухарка. — огрызнулась Салли, увернувшись от отцовского подзатыльника, и принялась за готовку.

Старбак закрыл Библию и сидел до самого ужина тихо-тихо, боясь, что Труслоу догадается о сговоре дочери с гостем. Глядел в огонь, мечтал.

Поутру Томас Труслоу передал свою землю, свою дом и свой лучший кожаный пояс Роберту Деккеру, попросив только ухаживать за могилой Эмили.

— Ропер тебе пособит с землёй. Он в курсе, что и где лучше всходит, и со скотиной моей обходиться привычен. Ропер арендует у меня, то бишь, теперь у тебя, надел. Смотри, не обижай его. Он — добрый сосед, а с добрыми соседями надо жить в мире и согласии.

— Да, сэр.

— Ещё Ропер попользуется ямой с пилой пару дней. Хорошо?

— Хорошо, сэр.

— А ремешок мой ты не стесняйся почаще трепать на спине Салли. Не давай ей крутить собой. Хорошая взбучка — и она, как шёлковая.

— Да, сэр. — сказал Роберт Деккер с сомнением.

— Я иду воевать, парень. Теперь лишь Боженька ведает, когда я вернусь. И вернусь ли.

— Мне бы следовало тоже пойти, сэр.

— Тебе нельзя. — возразил коротыш, — У тебя жена и дитё вот-вот родится. А я сам себе хозяин, так что могу пойти вправить мозги янки. Нечего им совать нос в нашу кормушку.

Он смахнул с губы табачную крошку и, помедлив, попросил:

— Роберт, проследи, чтоб она не потеряла кольцо. Это единственное, что осталось мне от Эмили. Хоть она и завещала его Салли, я и сейчас не уверен в том, что правильно сделал, отдав кольцо девчонке.

Салли не вышла провожать отца, а Старбак так надеялся увидеть её напоследок, перекинуться словечком, уверить вновь, что она может рассчитывать на него, когда решится бежать. Увы, Салли оставалась в лачуге, и Труслоу её затворничество никак не задевало. Он даже не попрощался с ней. Забрал из дома охотничий нож, ружьё, пистолет, постоял несколько минут у могилы жены, оседлал злобно фыркающего конька и, не проверяя, следует ли за ним Старбак, поскакал к выезду из долины.

Наверху Труслоу остановился, но не для того, чтобы бросить прощальный взгляд на дом, столько лет служивший ему пристанищем. Нет, он смотрел вперёд, на землю Америки, тянущуюся километр за километром до самого океана.

Землю, с содроганием ожидающую, когда мясники примутся за её разделку.

Часть вторая

5